завтра Кирилл — наш староста попросил меня помочь ему сборники после практической на кафедру отнести. Ну и предупредил по секрету, что препода по истории вчера корвалолом отпаивали, и что хана мне, долго я не продержусь, и дал совет перевестись куда-нибудь, пока не поздно.

Матери я тогда ничего не говорил, решил сам всё разрулить как-нибудь, и пошёл на кафедру вечером. Дождался, когда профессор один останется, и пришлось мне извиняться перед ним, просить прощения. Вот тогда я струхнул капитально, никогда так не боялся, как в тот день. Профессор, конечно, душу отвёл, он мне всё высказал, и о современном обществе, и о молодёжи в частности, и о современной демократии, ну и обо мне, конечно. Да, этот день я стараюсь забыть. Никому о нём не рассказывал. Но то, что профессор меня с грязью смешал и ноги вытер раз десять, это точно. Как моя мать однажды после разноса нового режиссёра сказала: «После такого только женятся». Я с ней согласился, вспоминая свой разнос от профессора. Меня одно успокаивало: впереди ещё после Университета армия светила…

И вот сегодня, когда я шёл к этому Отцу Иллару, я чувствовал подобный страх и предстоящее унижение, как тогда, когда шёл на кафедру истории, пред ясные очи профессора. Зачем? Для чего я понадобился этому Отцу Света? Что он хотел от меня? И вспоминались его слова: «Мы всё проверим…» Что ему стало известно? Чего он хочет? Почему не оставит в покое?

Отец Иллар сидел в своей комнате за книгой в свете горящих свечей. В камине потрескивали дрова, было тепло и уютно. Меня же морозило.

— Проходите, молодой человек. Садитесь. — Он указал на резное кресло у стола, и это предложение мне не понравилось.

Это уже был седой старик, лицо в глубоких морщинах, потерявшие цвет когда-то голубые глаза настороженно рассматривали меня цепким взглядом, от которого тут же пересохло во рту. Я не ждал ничего хорошего, а под таким взглядом даже надежду на благополучный исход потерял. Что мне сулит эта встреча?

Меня пугал этот их свидетель. Эварт говорил, среди всех здесь он — самый главный. Он сейчас смотрел мне в лицо очень внимательно и настороженно. Всё моё враньё ему сразу же вспомнилось. Что я ему нагородил в прошлый раз? Вагон и маленькую тележку… Он всё знает… Он всё проверил… Все мои слова проверил. Про родителей, про Энион, про Университет, про медицинский факультет… Как он говорил мне тогда «Мы всё проверим…»

И словно в подтверждение моих мыслей и страхов он поставил на стол прямо передо мной мою бутылочку с валидолом и выжидательно посмотрел мне в глаза.

— Что это? — Я молчал, и старик продолжил: — Мы поговорили с профессорами всех медицинских факультетов всех наших Университетов, никто никогда не видел ничего подобного. Откуда это? Что это? И где ты это взял?

Я сразу же заметил перемену в обращении ко мне, свидетель перешёл вдруг на «ты», что всё это значит?

— Это — валидол… — Единственное, что я нашёлся ответить.

— Ва-ли-дол… — задумчиво протянул Отец Иллар. — Я уже слышал от тебя это слово в прошлый раз. Что это?

— Это лекарство от сердца, я уже говорил вам. Когда у человека случается приступ стенокардии, этот препарат помогает снять его, надо положить таблетку под язык, если это, конечно, не инфаркт, тогда бесполезно… он не поможет… — Я говорил быстро, прекрасно понимая, что этот свидетель не поймёт и половины моих слов. — Во время боя барону Эрно стало плохо, это приступ стенокардии движения, сердце не дополучает кислорода, это сердечная недостаточность, вот он и потерял сознание… Валидол может помочь, он расширяет сосуды сердца, а ещё нитроглицерин…

Отец Иллар ударил раскрытой ладонью по столу, прерывая мою речь, и громко воскликнул:

— Хватит! — Я замолк и замер, а взгляд мой упёрся в его старческую ладонь с выступающими венами. — Хватит лгать!

— Я не лгу… — Мой голос превратился в шёпот. Да, здесь я точно не лгал, если, конечно, я всё правильно помнил с пар по медицине.

— Все твои слова — сплошная ложь. Мы всё проверили. — «Мы всё проверим…» «Мы всё проверим…» — стучало у меня в голове с каждым ударом сердца. — В Энионе никто не знает тебя и твоей матери-актрисы. Ни в одном Университете нет студента по имени Арс, даже среди вольных слушателей, на всех медицинских факультетах нет этого твоего лекарства… вали-дола… как ты его называешь… Что такое стено-кардия, как ты сейчас сказал? Всё — ложь! Все твои слова — ложь! Ты появился из ниоткуда, твоя одежда была странной, ты вёл себя странно и говорил странные вещи…

Я слушал его, сжимая и разжимая зубы. Как? Как он мог всё это узнать? Я здесь не так и долго по времени средневековья, у них же нет Интернета, чтобы «прокачать» меня по всей их стране. Как он сказал? Все Университеты, все медицинские факультеты, да и Энион этот, сказали, далеко на севере. Как быстро они здесь, в своём убогом средневековье, смогли собрать информацию? По крупицам буквально. Ладно, здесь, в Нандоре, можно было опросить тех, кто видел меня в первый день. Откуда он взял, во что я был одет, как говорил, откуда появился? Только от тех, кто видел меня! Это слуги и воины барона Эрно, но ведь они все отбыли с бароном, и здесь никого нет. Только я и Эварт.

Он всё что-то говорил мне, а я не слышал. Я думал, а взгляд мой всё следил за руками этого свидетеля. Старик всё время поглаживал свой знак на груди, тот, в виде солнца. И я заметил, как в центре символа блеснули языки огня из горящего камина.

Это — зеркало!

Меня осенило вдруг. В центре амулетов этих — зеркала! Настоящие зеркала! Не полированная бронза или даже серебро, нет, именно зеркало, самое настоящее из стекла и серебряного напыления, или чего там ещё. Как там делают зеркала, чёрт его знает, я не химик, но со школы помню, делали в старших классах опыт с ртутной амальгамой. Зеркало! Да, опыт назывался «реакция серебряного зеркала». Вроде так. Это не металл, как я думал, это зеркало!

И тут у меня как озарение, я сразу всё забыл, и