– Господин полковник, мне требуется. Вам же лучше, я стану разговорчивее.

– А ты знаешь, что мне требуется? Стакан хорошего виски да ласковая душистая девчонка. А я с тобой, поганцем, разговоры разговариваю. Терпи и рассказывай, складно получится отдам твою дозу. А нет, так не взыщи. Ты мне даром не нужен. Семьдесят часов в камере. – Станислав театрально схватился за голову. – Я твою жизнь в камере врагу не пожелаю.

– Господин полковник, курну разок, все как есть выложу, – заскулил Гена.

– Не торгуйся, не на базаре, да и ломки у тебя еще нет, но часа через четыре начнется. Что за Толиком конкретно? Кого, где, при ком он своими руками порешил?

– Толик – фигура, рук не пачкает, ему достаточно сказать, десяток добровольцев объявится. А за сказать у нас не сажают. Правда… – Блондин взглянул вопросительно и с некоторым даже страхом, Станислав шестым чувством понял, догадался: что-то наркомана гнетет, воспоминания страшные… – Правда, байку травят… Мол, в свое время, чтобы братву приучить, Толик велел забить кошек, что ли, а им головы поотрезали, каждый, значит, и в урны повтыкали…

– Это все? – сузил взгляд полковник.

– Кабы… – вздохнул Блондин. – Я позже у них оказался, так рассказывают, что ответработника они завалили, из исполкома. Или артиста, ну, неважно – кого… Может, крутого…

– Подожди-подожди… – Станислав вспомнил про давний мертвый висяк: труп, голова отрезана, торчит на палке в урне. Копались-ковырялись, так ни на что и не вышли, отправилось дельце в архив. – А ты знаешь подробности? Можешь расспросить?

– Хоть в камеру, хоть петухом, хоть козлу сосать! – заволновался Блондин. – Нет! Нет, нет и нет! У Толика знаете как? Один вопрос – одна дырка в голове и оркестр – у кого, правда, бабки есть. Нет. Я жить хочу, как сказал Пушкин.

– Ты начитанный… – протянул Станислав. – Черт с тобой. Пиши расписку.

– Какую?

– Не придуривайся. О сотрудничестве. Тебе же лучше будет. Пересажаем Толиных онанистов – может, еще и поживешь. Знаешь, я тебе смогу – как секретному нашему сотруднику – оказать медицинскую помощь. – Станислав подмигнул, улыбнулся.

– Ладно, – кивнул Блондин. – Я как бы рассчитываю… Диктуйте…

И на листке специальной бумаги он написал, что обязуется сотрудничать, помогать, выполнять и хранить тайну.

Полковник прочитал и снова подмигнул:

– У нас говорят: разложить изнутри. Ты – внутри, советы – наши, а дело – общее. Все понял?

– Нет. – Блондин занервничал. – Это все ваша наука. А я – человек простой.

– Ладно, пример. Ты осторожно говоришь под ельникам, что Толик – пидор голландский, любит это дело и вообще – тухлятина.

– Гы-ы… – заулыбался Блондин. – Да кто поверит?

– А ты укажешь братве место и время. Не всем. Самым молчаливым, которых потом никто не заподозрит.

– Ну? – заинтересовался Блондин.

Глаза у него загорелись.

– И все увидят, как Толик стонет в объятиях от восторга. Ну? И что будет?

– Разбежится братва… – Блондин смотрел на Станислава с восторгом.

– Что и требуется доказать, – подытожил Станислав. – Но ты не горюй, мы такое беззаконие хоть и можем организовать, но не станем. Мы с тобой чего ни то придумаем и победим. Теперь можешь удовлетворить похоть. – Увидел по глазам, что парень не понимает, и разъяснил: – Давай зажигай напоследок свою гадость…

Блондин схватил самокрутку, прикурил, затянулся, в квартире потянуло сладковатым дурманом.

– Ну, я думал, анаша, – протянул Станислав. – А ты уже до опия дошел. Он забрал у парня расписку, тон сыщика изменился, стал доверительным: – Я не полковник, ты не бандит, мы обыкновенные люди. Скажи мне, Гена, на что ты рассчитываешь? Здоровье у тебя слабое, от опия и сильные быстро загибаются, впереди у тебя дорога в казенный дом. Я не гадаю, я знаю. Ты же разумный парень. Как-то свою жизнь планируешь?

Глаза Блондина подернулись пленкой, затем стали ясными, Станислав заглянул в них, чуть не передернул плечами. Такой зарежет при первой возможности и тут же забудет, страшное дело.

– Я до старости, как вы, господин полковник, жить не собираюсь. «Капитанскую дочку» читали? Помните, какую байку самозванец Гриневу сказывал? Об орле и вороне?

– Значит, ты орел! Ну-ну. Теперь, орел, у меня к тебе конкретная просьба…

Станислав высказал свою «просьбу», довез новоиспеченного агента до центра, развязал глаза, высадил у метро и отправился в министерство.

Кабинет оказался занят. Гуров беседовал с парнем, которого привезли Котов и Нестеренко. Они толклись на лестничной площадке, не зная, чем заняться, увидев Станислава, обрадовались.

– Я Льва Ивановича уважаю, признаю, он старший по заслугам, но, – Нестеренко тяжело вздохнул, – черт знает, о чем с пацаном второй час разговаривает.

– Терпи, у гениев свои привычки. Он незнамо о чем разговаривает, так и знает столько, сколько мы втроем не ведаем, – ответил Станислав.

– Господин полковник, мне необходимо домой подскочить. – Котов в очередной раз высморкался. – Сестренка жены приезжает, надобно разместить. Такое возможно?

– Валяй, только позвони, сообщи, где находишься, – ответил Станислав.

Все проходит, говаривал царь Соломон, известно, он был мужик неглупый.

Гуров закончил многочасовую беседу с парнем из группировки Агеева. Тот, обрадованный, ускакал. Станислав занял свое место, протянул Гурову полученную от Блондина подписку о сотрудничестве, сказал:

– Советую бумажку выбросить. Парень больной, наркоман, удивляюсь, как его Агеев терпит.

– В жизни случается всякое, – философски ответил Гуров. – Судя по всему, Толик мужчина умный, раз терпит, значит, имеет резон.

Тренькнул телефон, трубку снял Станислав.

– Слушаю.

– Котов. Я дома, срочно приезжайте, я вызвал бригаду МУРа, хочу, чтобы вы взглянули, – голос у Гриши был твердый, безжизненный.

У подъезда дома, где жил Котов, стояла оперативная машина, две «скорой помощи», толкались напуганные люди.

Гуров остановил «Пежо» в переулке, во двор сыщики вошли, встали в сторонке. Работала выездная бригада, лишние начальники были ни к чему. Из подъезда вышел пожилой доктор с традиционным чемоданчиком в руках.

Доктор работал в МУРе третий десяток лет, прекрасно знал и Гурова и Крячко, подошел, закурил, после паузы сказал:

– В проклятое время живем или в проклятой стране. Калеку в инвалидной коляске зарезали, видно, свидетелем оказался. И женщину с ребенком, крохой. Документальные ленты о фашистах – наша повседневная жизнь.

– Мать твою!.. – Станислав длинно выругался. – Гришка, его семья. Он свихнется. Его просто необходимо увозить, класть в госпиталь.