Наконец дверь распахнулась. Передо мной стояла маленькая женщина с лицом, усыпанным конопушками. Светло-рыжие волосы были стянуты сзади в пучок. Во всем ее облике было что-то от курицы-несушки. Маленькие карие глазки недоброжелательно уставились на меня.

— Вам кого?

— Антонину Петровну.

— По какому вопросу?

— Передать книгу, которую купила ей дочь незадолго до смерти.

— Давайте я передам. — Ее рука, как птичья лапка, протянулась ко мне.

Но я тоже не лыком шита, и в определенные минуты на меня накатывает упрямство и дерзость. Сейчас был именно такой момент.

— Я сама передам эту книгу Антонине Петровне.

— Ее нельзя беспокоить. — Женщина уже не скрывала своего раздражения. — Зайдите в другой раз.

— Другого раза не будет.

Женщина собралась было захлопнуть передо мной дверь, но я опередила ее и ввалилась в коридор, чуть не сбив с ног нахалку. На какую-то долю секунды она опешила от моей наглости. И открыла рот.

— Я сейчас вызову милицию.

— Вызывай, — беспечно откликнулась я. — У меня знакомый майор милиции. — Я вспомнила про визитку Губарева и, достав ее из сумки, помахала перед носом этой курицы.

— Кто там, Ксюша? — раздался слабый голос из комнаты. Я поняла, что это Ольгина мать — Антонина Петровна.

— Ольгина коллега, — громко крикнула я.

— Олина? Проходите сюда.

— Не стоит так волноваться, Антонина Петровна, — слащавым голосом запела женщина.

— Ах, Ксюша, оставь. Идите сюда, — раздалось вторичное приглашение.

Я переступила порог комнаты, где жила Антонина Петровна. Комната была просторная, не заставленная мебелью. Около стены у окна стояла кровать, на которой лежала женщина, очень похожая на Ольгу. О чем это я, промелькнуло в голове. Я думаю шиворот-навыворот. Естественно, это Ольга была похожа на свою мать. Правда, черты лица матери были мягче, женственней. Ольга же была сталь и кремень. Получалось, что одну породу отлили в две совершенно разные формы. Глаза у женщины были воспаленными от слез. А около рта залегли горькие складки.

— Вы работали с Олей? — Женщина попыталась принять полусидячее положение и оперлась двумя руками о кровать. Видно было, что каждое движение дается ей с трудом: на лбу показались капельки пота, лицо мгновенно покрылось бледностью, и мать Ольги в изнеможении откинулась назад.

— Не могу, — извиняюще сказала она.

Я встала, чтобы помочь ей, но меня опередили.

— Сейчас, сейчас, Антонина Петровна, — пропела женщина, мгновенно оказавшаяся тут как тут. — Вам нельзя волноваться и напрягаться. Я вам помогу. — Она подхватила больную под мышки и посадила на кровати, подложив под спину две большие подушки. — Так вам удобно?

— Да, все в порядке, спасибо, Ксюша! Женщина встала около кровати, воинственно скрестив руки на груди. Она вела себя как полководец, который с трудом отвоевал позиции и ни за что не хочет сдавать их неприятелю. То, что она рассматривала меня как подозрительную и враждебную личность, было написано у нее на лице. Причем так явно, что мне стало даже смешно.

Антонина Петровна посмотрела на меня, потом на взъерошенную курицу и тихо сказала:

— Ксюша, на сегодня все. Спасибо тебе. Я поговорю с этой молодой девушкой наедине. Как вас зовут?

— Аврора.

— Я побеседую с Авророй.

— Через час я зайду к вам проверить, все ли в порядке. — В голосе женщины прозвучали угрожающие нотки. Очевидно, она чувствовала себя полновластной хозяйкой над больной парализованной женщиной.

— Хорошо.

Когда мы остались одни, я достала из сумки книгу и молча протянула ее Антонине Петровне. Она прижала книгу к груди и залилась слезами. Мне стало неловко, и я заерзала на стуле. Я вдруг с ужасом ощутила, что совершенно не знаю, о чем говорить. Банальные слова утешения — глупо, рассказывать о том, какой Ольга была замечательной, — бестактно. Да и не соответствовало истине. Я ведь знала ее совсем немного. Так что получалась ложь в квадрате. Но неожиданно Антонина Петровна сама пришла мне на помощь:

— Вы сказали, что работали с Олей? Она мне рассказывала о вас.

Вот те и на! Интересно, что же рассказывала обо мне Ольга? Что я — мямля и рохля, неожиданно свалившаяся ей на голову?

— Она говорила мне, что вы очень робеете; но быстро освоились с работой. Способная, так она говорила о вас.

Надо же! Ольга, суровая Ольга, выдала мне такую лестную характеристику! С чего бы это? На работе она не проявляла ко мне никаких нежных чувств! Или она носила двойную маску: на работе была одной, а дома — другой?

— Я хорошо относилась к Ольге. Она была моей наставницей, — промямлила я.

Наверное, в первое время вам доставалось от нее? — неожиданно задала вопрос Антонина Петровна.

Я не знала, что ответить.

— Да нет, все было нормально.

— Характер у моей девочки был волевой, решительный. — Глаза Ольгиной матери увлажнились.

— Не надо, — тихо сказала я. — Не надо, прошу вас.

— Да-да, конечно. — Антонина Петровна вынула платок из-под подушки и протерла глаза. — Извините.

— Нам всем тяжело. На работе ее ценили. Антонина Петровна смотрела куда-то мимо меня.

— Если бы знать, если бы знать, — с расстановкой произнесла она и покачала головой.

— Вы о чем?

Антонина Петровна посмотрела на меня, но ничего не сказала. И вдруг она начала задыхаться. Глаза закатились, рот широко раскрылся. Словно ей не хватало воздуха.

Я страшно перепугалась.

— Антонина Петровна, Антонина Петровна… — Я вскочила со стула и в растерянности склонилась над ней. — Что делать? Может, вам нужно какое-нибудь лекарство?

— Да. В соседней комнате. Капли. На столике в углу. Здесь уже лекарства не помещаются. — И она с горькой улыбкой обвела рукой небольшой стол, придвинутый к кровати. На нем стопкой лежали упаковки таблеток и теснились всевозможные пузырьки.

Я кинулась в соседнюю комнату. Я поняла, что это была комната Ольги, как только переступила порог. Интерьер жилища вполне отражал Ольгин характер: решительный и непреклонный, без сантиментов и слюнявости. Комната была оформлена в стиле хай-тек: много металла, во всем строгая геометрия. Все рационально и продуманно.

Я кинулась к столику в углу. На нем стояла коробка с лекарствами, и я лихорадочно стала перебирать их. Но нужное лекарство не находилось. И тут я наткнулась на белый конверт. Я решила, что там лежат медицинские рецепты, и открыла его. Но там было другое. Фотография. Три женщины, сидящие в креслах. Ольга. Другая девушка. И полная брюнетка лет сорока с крупными круглыми глазами. Фотография была цветной, но нечеткой, как будто снимал любитель. Судя по всему, снимок был сделан несколько лет назад. Я смотрела на Ольгу и не узнавала ее. Это была она и не она. Во-первых, волосы были длинными, а не короткими. Во-вторых, черты лица были нежней, мягче… И что меня поразило больше всего, Ольга улыбалась. Суровая неприступная Ольга улыбалась. Это было так неожиданно, словно знаменитый египетский сфинкс вдруг заговорил человеческим голосом или луна стала светить одновременно с солнцем. Я смотрела на фотографию как завороженная, забыв обо всем. И тут меня позвала Антонина Петровна: