Как служащий вооруженных сил США и морской пехотинец, Уорхерст мог иметь свое мнение касательно политики, но не имел права публично, официально принимать чью-либо сторону. И если Тиббс ищет прощения, понимания или просто сочувственного собеседника, среди охраны посольства он ничего этого не найдет. Однако Уорхерст вполне мог понять его — человека, вынужденного выполнять приказы, в корне противоречившие его убеждениям, и под конец попавшего в эпицентр своими же руками подготовленного взрыва.

— В любом случае, — добавил он, — вы сделали все, что могли. Большего не смог бы сделать никто.

Тиббс кивнул, хотя вряд ли что-нибудь слышал. «Подожди раскисать, посол, — подумал Уорхерст. — Мы еще не выбрались. Это еще только начало».

— Вам нужна помощь, сэр? Я могу прислать пару человек.

— Нет, капитан. — Тиббс расправил плечи. — Нет. Мы почти закончили.

И тут Уорхерст услышал тяжкий, гулкий грохот, за которым последовали звуки, напоминающие треск шутих, приглушенный толщей стен и расстоянием.

— О’кей — сказал он. — Я пришлю за вами, когда транспорты появятся в поле зрения. А пока, сэр, держитесь подальше от окон. И вообще от наружных стен.

Развернувшись, он поспешил наружу.

Посольство США;

Мехико, Мексиканская Республика;

15:18 по местному времени.

— Ептыть! — воскликнул Лараби. — Началось!

Бледсо не нуждался в предупреждениях. Он уже стоял на одном колене, пристроив ствол М-29 в выемку между мешками баррикады и держа на прицеле верх ограждавшей территорию посольства стены. На стену уже вскарабкались мексиканцы — большей частью юноши, почти подростки. Их было много…

И некоторые были вооружены.

— Аутфилд, я Хоумплэйт! — раздалось в наушнике Бледсо.

Он нажал кнопку рации:

— Хоумплэйт, я Аутфилд, прием.

— Применение оружия разрешаю. Повторяю: применение оружия разрешаю.

— Э… приказ понял. Черт, да они же совсем дети!

Один из взобравшихся на стену поднял к плечу старую армалайтовскую винтовку и нажал на спуск. Пуля взвизгнула, отрикошетив от стены резиденции в нескольких футах над головой Бледсо. Слегка сместив прицел, Бледсо коснулся спускового крючка своей М-29, выпустив короткую — в три патрона — очередь, разорвавшую грудь стрелка еще прежде, чем Бледсо почувствовал отдачу. Кувыркнувшись, стрелявший упал за стену в облаке багровых брызг. По резиденции открыли огонь с верхних этажей ближайших домов.

— Дети, дети… — проворчал Лараби. — Сукины дети!

Несколькими короткими, точными очередями он сбил со стены еще десяток нападавших. В толпе душераздирающе завизжали от ярости и боли. Лараби полоснул по верхней кромке стены длинной очередью — звук вышел таким, точно кто-то тасовал колоду пластиковых карт, только гораздо громче. Осколки камня брызнули в лица тех, кто еще пытался взобраться на стену.

И тогда Бледсо услышал тяжелый рокот и лязг. К посольству двинулись танки.

Пятница, 11 мая.

Рэттлснэйк-1, борт многоцелевого вертолета ТР-5 «перегрин»;

на подходе к Мехико, Мексиканская Республика;

15:19 по местному времени.

— Снэйкбайт, я Баскет Эскалибур. Повторяю, Эскалибур.

Лейтенант Корпуса морской пехоты США Кармен Фуэнтес изо всех сил прижала левый наушник шлемофона к уху, пытаясь хоть что-то расслышать сквозь оглушительный вой турбин «перегрина».

— Баскет, я Снэйкбайт. Передайте код подтверждения.

— Снэйкбайт, я Баскет, — снова заговорил голос в наушнике. — Код подтверждения браво-дельта-дельта-один-семь. Эскалибур. Повторяю, Эскалибур.

Слово «Эскалибур» вместе с кодом подтверждения замерцало также и в правом нижнем углу дисплея шлемофона. Выходит, в Мехико дела плохи и первый взвод роты «альфа» ждет слишком горячий прием.

Развернувшись вместе с сиденьем, Фуэнтес окинула взглядом своих солдат. Все они, в бронекостюмах второго класса, немного походили на астронавтов — если б еще не активно-камуфляжное покрытие, делавшее костюм столь похожим на жуткий, туманный призрак. Второй класс отличался от первого только отсутствием громоздкого наспинного блока жизнеобеспечения, превращавшего бронекостюм в настоящий космический скафандр. Лиц за темными забралами шлемов видно не было, однако она точно знала, что взгляды всех устремлены на нее.

— Будет жарко, парни, — заговорила она. — Мексиканская армия открыла огонь по нашим из посольства. Баскет передает сигнал «Эскалибур».

В том, что этот сигнал последует, она была уверена заранее. Пятнадцать минут назад пилот «перегрина» предупредил ее, что мексиканские Ф/А-22 пытались перехватить их над побережьем, и удержало их от этого только присутствие АВ-32, обеспечивавших прикрытие по плану операции «Рэттлснэйк» Может быть, пилотам Ф/А-22 приказано было лишь выпроводить нарушителей границы из мексиканского воздушного пространства но Фуэнтес так не думала. В последнее время мексиканцы, чувствуя за спиной поддержку ООН, заметно обнахалились. Вдобавок они прекрасно понимают единственный способ остановить эвакуаторов — сбить их.

Но это — проще сказать, чем сделать. В операции «Рэттлснэйк» были задействованы четыре «перегрина», а прикрывали их четыре АВ-32 «валькирии», превосходных истребителя, прямые потомки «харриеров» прошлого века. Все — сконструированы с применением стелс-технологии и оснащены сложнейшим противоракетным оборудованием.

С большой вероятностью они могли бы добраться до мексиканской голицы и эвакуировать своих, оставшись вовсе не замеченными.

— Как вы полагаете, лейтенант? — спросил капрал Стив Беллами на частоте своего отделения. — Это — война?

— Тут уж, — безо всякого интереса ответила Фуэнтес, — политикам решать.

Сама она была аполитична так, как только возможно. Но ей крайне не нравилось, что кто-то требует от нее верности и содействия только из-за ее национального происхождения. Да, так уж вышло, она — дочь легальных иммигрантов из Мексики, родилась в Сан-Диего, штат Калифорния, и всегда — то есть до начала шума вокруг ацтланского плебисцита — полагала себя американкой.

И если Юго-Запад США вдруг отделится и станет новой страной, черта с два она там останется. Она уже твердо решила не покидать Корпус и переселиться туда, куда назначат. А о мрачных слушках — будто все лица испанских национальностей в случае образования Ацтлана будут уволены из американских вооруженных сил и, быть может, даже лишены гражданства — не хотелось даже вспоминать. И Фуэнтес была уверена, что прочие «испаноязычныки» в ее взводе — Гарсиа, Ортега и Карле — думают точно так же.

Впрочем, этому мексиканскому кризису она была даже по-своему рада. Он предоставил ей возможность показать всем, кому именно она преданна. И в последние несколько дней, размышляя над происходящим, она с удивлением поняла интересную вещь: оказывается, хоть она и патриотка, и жизнь готова отдать за свою страну, преданна она в первую очередь не ей.