— Я бы тоже хотела нанять вас, мистер Лоу… если, конечно, это возможно. Я хочу, чтобы вы во всем разобрались. Если удастся забрать все фильмы, или пленки, или негативы, или что там еще — прекрасно. Если придется платить за них, я согласна. Но мы не можем позволить этой опасности постоянно грозить нам. Ни детям, ни семье Говард.

Она открыто взглянула на меня и улыбнулась, как бы извиняясь за длинную речь; я тоже улыбнулся в ответ — в основном потому, что не смог сдержать улыбку, равно как не смог не согласиться на то, о чем она просила. Я кивнул, и она пошла в дом к детям, а я остался на крыльце, чтобы выкурить сигарету. Они нормальные дети, сказал себе, немного с придурью, конечно, слишком зациклены на сексе, но в целом нормальные. Я снова повторил: нормальные дети, нормальная семья. Я пытался не слушать го́лоса в моей голове, напоминавшего мне о занятиях сексом двоюродными братом и сестрой, да еще сексом втроем, причем ни их мать, ни тетя почти не обратили на этот факт внимания. Так что убедить себя мне было довольно сложно.

Я проверил мобильный телефон: имелась у меня привычка постоянно его отключать. Там оказалось послание от детектива-инспектора Дейва Доннелли из полиции Сифилда, где говорилось, что ему не терпится поговорить со мной насчет моего нынешнего клиента Шейна Говарда, его дочери и ее бойфренда. Недолго музыка играла. Дейв уже завел дело. Я все еще мучился угрызениями совести из-за того, что унес вещественные доказательства из квартиры Дэвида Брэди. Когда мы в последний раз встречались, Дейв обвинил меня полушутя, что я стал частью службы по обслуживанию богатых: тем, кто носит за них чемоданы и всячески облегчает им жизнь. К тому времени он уже допил пиво, так что сделал это заявление на выходе, что было кстати, так как я не мог найти слов для ответа. Фраза «богатые тоже плачут» прозвучала бы глупо, хотя и соответствовала действительности. «Богатые платят по моим счетам» лучше отражала реальное положение вещей, хотя я не стал бы в этом признаваться. Помешал ли я расследованию убийства ради того, чтобы хоть как-то упорядочить жизнь Эмили Говард, которая сама ничуть об этом не заботилась? Возможно. Но я рискнул, потому что во мне сидела уверенность в способности добраться до правды скорее, чем полиция. Если бы я в это не верил, то был бы тем дерьмом, каким казался Дейву. И если в деле замешаны такие серьезные преступные личности, как сам Брок Тейлор и обитатели Ханипарка, я могу найти ниточки к ним быстрее, чем кто-то другой. И Дейв охотно принимал мою помощь, если в ней нуждался.

Тем не менее сейчас я стоял на вершине холма Бельвью и ждал, когда женщина, водившая «Мерседес-Бенц S 500», скажет мне, что делать. Она вышла из дома вместе с Эмили и Джонатаном; на молодых людей шок подействовал в обратном направлении: они превратились в пару перепуганных детишек, бледных и онемевших. Джонатан спрятался за наушниками, Эмили несла сумку и старую плюшевую собаку. Сандра открыла им машину, затем подошла и остановилась около меня. Она опустила капюшон, ее рыжие волосы блестели от влажного воздуха. На ней было нечто вроде монашеской сутаны, доходящей до лодыжек. Она взяла из моей руки сигарету и глубоко затянулась.

— Господи, какая грязь, — сказала она. — Мистер Лоу…

— Эд, — поправил ее я.

— Эд, я отвезу Эмили и Джонатана в Рябиновый дом, это наше семейное гнездо. Вы поедете с нами?

— Разумеется, — сказал я. — Я поеду за вами.

Она протянула мне сигарету, собираясь вернуть, но я жестом предложил ей оставить ее у себя. Она снова поймала мою руку и сжала ее прохладной ладонью. Лак с ее ногтей облез, а ногти обгрызены до мяса; на запястье она носила красно-зеленую ленту, заплетенную в косичку, и пахло от нее дымком, влажной землей и сладкими специями. Она смотрела прямо на меня, я не отводил взгляда. Мне казалось, я видел, как ее зеленые глаза изучают мои глаза, пытаются заглянуть внутрь, прочитать мои мысли, понять мои сомнения, мои подозрения, увидеть, как мало на самом деле я доверяю ей или кому-нибудь еще. Но я хотел, чтобы она поверила, что я могу доверять. Я смотрел в ее глаза и хотел доверять ей.

Господи, я верю; о, помоги мне перестать верить.

Она коснулась моего лица. Я не очень понимал, что она делает, но очень хотел, чтобы она не останавливалась. Ее согнутый палец задержался во впадине на моей щеке.

— Что-то происходит с нами, Эд. Эмили исчезает, потом этот Дэвид Брэди… Семья Говард под угрозой. Вы ведь поможете нам, не так ли?

Я кивнул. В этот момент мне казалось, что она меня заворожила и я сделаю все, о чем она меня попросит. В небе снова взорвался фейерверк, смахивающий на прожектор в темноте, и мы на мгновение застыли в его свете. Я иногда потом думал, какой настоящей она казалась в этом вертикальном свете до развала семьи, но, разумеется, мне все только пригрезилось. Великолепная сага Говардов стремительно двигалась к завершению, и не важно, сознавала она это или нет, но Сандру не просто увлекло это падение — она сама раздувала пламя, ускорявшее его.

Я следовал за огромным черным «мерседесом», чувствуя себя убогим на фоне этого величественного великолепия. Наш кортеж медленно продвигался по забитым машинами узким улочкам к югу от Каслхилла. Когда мы наконец выбрались на шоссе М-50, то набрали скорость, поскольку в этом направлении движение не было таким плотным, как в противоположном. На выезде 13 «мерседес» свернул на север и начал взбираться вверх через Сэндифорд и Килгоблин, затем по узким извилистым дорогам спустился к предгорью. Теперь мы ехали по дороге, где с одной стороны высилась каменная стена, а с другой рос кустарник и виднелось мелкое болото. На пересечении дорог обнаружилась большая железная калитка в стене, обозначавшая въезд в Рябиновый дом. Я подождал, пока калитка откроется, затем за «мерседесом» поехал по гравийной дорожке — вдоль нее росли рябины и ясени — к дому, который уже видел в миниатюре под кроватью Эмили Говард.

Рябиновый дом, выстроенный в стиле, купцу показавшемся бы викторианским и аристократичным, был сооружен из бледного гранита, с зубчатыми окнами, выходящими на залив, маленькой четырехугольной башней с флагштоком на одном конце и башней побольше с другой стороны, с покрытой шифером конической крышей. На башне с флагштоком красовался флюгер, в верхней части его прожектором высвечивалась буква Г. Другой прожектор, поменьше, освещал простой крест на пике башни.

Вестибюль представлял собой огромную белую ротонду с полукруглой лестницей из светлого дерева и коридором налево, из него можно было попасть в комнаты первого этажа; на каждом повороте висели портреты доктора Джона Говарда. Кончался коридор аркой, туда уже вошла Сандра. Арка вела в другой холл, чуть поменьше, где имелась лестница в цокольный этаж и еще в один коридор, откуда можно было попасть в задние комнаты, также увешанные портретами папаши. Кончался коридор массивными двойными дверями — они, возможно, когда-то вели в сад, а теперь в узкий коридор без окон и с потолком не выше двенадцати футов, с чисто белыми стенами без всяких портретов. Коридор вел в квадратную гостиную со стенами из зеркального стекла и без малейшего намека на показную роскошь. И коридор, и гостиную скорее всего пристроили к псевдозамку в семидесятых годах прошлого века. В большом открытом камине горел огонь, дым уходил в блестящую металлическую трубу; огонь так и звал всех подойти поближе и погреться.