И умер. Баст сразу понял, что брата больше нет. Застыла его вечно подначивающая усмешка в уголке губ, руки безвольно упали вдоль тела, а главное – отец все выл и выл, без остановки. Он теребил тело Вика, прижимая к груди, но сын был мертв.

Дастин и Ренджи, державшие аристократов на прицеле, все порывались броситься к брату, проверить, что с ним, но никак не решались оставить врагов в тылу.

Баст, отошедший, словно призрак, от тела Вика, подошел к братьям и карете, и заглянул внутрь. Там было не слишком просторно – богачи могли бы придумать себе более уютное средство передвижения, но для четверых путешественников места хватало. Старик, старуха – на самом деле им не было еще и сорока лет, но Басту они казались старыми, и двое их детей – здоровенный парень, сейчас сжимавший поломанные запястья, и девочка лет восьми, совсем как Ласточка, только одетая столь нарядно, что его сестренке и не снилось: пышное платье, кружевные изысканные панталончики, изящные ботиночки, золотая цепочка на шее, блестевшая камнем-кулоном в виде рыбки, и белый бант.

Вот бант-то и поразил сердце Баста больше всего остального. Прежде он не встречал девочек с бантами, разве что смутно помнил, как мама повязывала Ласточке нечто подобное, но там были обычные дешевые ленты, а вот у этой девочки – достаточно взрослой на вид, – все было на месте… и шелковые банты, ценившиеся чуть ли не на вес золота, в том числе. Баст, как только увидел их – два больших белоснежных банта, – сразу возненавидел их обладательницу, сам не понимая, за что. Просто чувствовал, что это нечестно: эта девочка и его сестра – они были даже похожи, но у Ласточки не было ничего, даже мамы, а чужая девочка купалась в роскоши.

Девочка с бантами не плакала – она смотрела, не моргая, огромными синими глазами на Баста. Смотрела и молчала, даже когда ее родителей и брата выволокли из кареты, когда Седой, обезумев от гибели сына, схватил топор и раскроил голову молодому аристократу, который, по его мнению, выстрелил из пистоля сквозь дверь кареты. Смотрела, когда случилась короткая схватка, закончившаяся гибелью отца невезучих путешественников, она все смотрела на Баста, не отводя взгляда, а Баст глядел на нее.

Она была ровесницей Ласточке, но была совершенно не похожа на его сестренку. Если у Ласточки были длинные прямые черные волосы, которыми она очень гордилась, то эта девочка была светленькой, Ласточка – стройная, как лань, и тонкая, а девочка в карете оказалась слегка полновата, а главное, взгляд: у сестры – добрый, заранее все прощающий, а у чужой девочки – запоминающий, фиксирующий.

Но это все Баст осмыслил после, а сейчас он краем сознания участвовал в происходящем вокруг.

В живых из богачей остались лишь девочка, ее мать и кучер, совсем потерявший голову от страха. Бежать он даже не пытался, только жалобно скулил, пока Ренджи не пнул его в бок, заставив замолчать.

Седой очень осторожно положил тело Вика на землю и распрямился во весь свой немалый рост. Кучер взвыл от страха и внезапно бросился бежать к ближайшим кустам. Седой легко, словно играючи, кинул ему вдогонку топор.

Он вонзился в спину беглеца с неприятным причмокиванием, кучер упал лицом вперед.

Женщина обняла девочку – ни та, ни другая не плакали, даже слезинки не проронили за все время.

Седой поднял тело Вика на руки и побрел в чащобу, на ходу указав на женщину и девочку:

– Этих с собой!..

Больше он не оборачивался, но Ренджи и Дастину и так все стало понятно. Они быстро обшарили карету, скидывая в общую кучу самое ценное. Нет, несомненно, и они переживали гибель брата, просто этот факт еще не окончательно дошел до их сознания, вот и действовали они скорее по привычке, как обычно, выискивая ценности, связывая найденное добро в узлы, – это позволит протянуть еще одну зиму.

А Баст все так же столбом застыл у обочины дороги, рядом с каретой, сжимая в руке нож. Он должен был что-то сделать, иначе Вик его не простит, не поймет – там, где он сейчас находится.

Он подошел к пленницам и занес клинок над головой женщины. Никто из братьев ему не мешал, они даже не видели, что он делает.

– Убей меня, – внезапно отчаянно прошептала женщина, – только пусть Сильва живет! Пожалуйста, я прошу тебя!

– Вы убили моего брата! – медленно произнес Баст. – Он был хороший!

– Это не мы его убили, – женщина внезапно вздернула голову вверх, забыв о минутной слабости, – вы сами его убили! Мерзавцы, убийцы, дорожные тати!

Баст поднял нож и шагнул вперед, но девочка преградила ему путь.

– Не трогай маму!

Внезапно Баста скрутило. Он вдруг до конца осознал, что его брат мертв, что они только что убили ни в чем не повинных людей, разрушив навсегда семью, пусть гадких лживых аристократов, но ведь они не были повинны в том, что попались им на пути. И теперь он – Бастик – заносит нож над статной красивой женщиной, которая виновата только в том, что вышла замуж за того погибшего мужчину, родила ему сначала сына, которого убил Седой, а потом дочь, которая все так же неотрывно смотрела на Баста, закрывая мать своим маленьким телом.

Он опустил нож и отвернулся. Убить женщину он не смог.

Ренджи уже собрал самые ценные вещи в мешки, а Дастин подошел к пленникам и грубым голосом приказал им следовать за ними.

Баст шел замыкающим. Он все пытался осознать для себя, как так получилось, что небывалое приключение, которого он ждал несколько лет, вдруг превратилось в жуткую трагедию, унесшую жизнь брата и других ни в чем не повинных людей.

Как же так? Отчего они не сдали все свои никчемные вещи без боя? Зачем сопротивлялись, зачем стреляли? Зачем? Ведь все могло обернуться совсем иначе, так, как он это себе представлял. Зачем эта кровь, эти случайные смерти? Он понимал, что не ему одному сейчас тяжело на душе. Вот идет женщина – она только что потеряла мужа и сына, но она не плачет, гордо держит голову. Как такое возможно? Разве аристократы не самые трусливые существа на земле?

Когда они добрались до полянки с домиками-шалашами, отец уже копал могилу под раскидистым дубом. Бездыханный Вик лежал тут же рядом. Ласточка проснулась и тихо плакала по брату.

Ренджи бросил мешки с добычей на землю, часть содержимого рассыпалась, но никто не обратил на это внимания. Дастин молча подошел к отцу и помог копать.

Пленники стояли, замерев на месте. Женщина положила руку на плечо дочери, обе не издали за все время ни звука, но Ренджи все равно грубо толкнул женщину вперед к яме, в которой время от времени держали овец, чтобы не сбежали. Она едва успела схватить дочь за руку. У края ямы они остановились. Ренджи, издевательски ухмыляясь, столкнул женщину вниз, та неловко упала на бок и невольно застонала от боли, и тут же на нее сверху упала девочка.

– Больно? – участливо поинтересовался Ренджи. – Это хорошо, если больно, скоро будет еще больнее!..

Он накинул на яму плетеную решетку, не позволявшую покинуть тюрьму без посторонней помощи, затем отошел к дубу, под которым копали могилу, а вот Баст остался у ямы. Он не мог видеть мертвого брата, просто не мог на него взглянуть, не хватало мужества. Он присел на корточки рядом с ямой, поднял с земли ветку и, задумавшись, непроизвольно начал ее обстругивать.