—Хорошо,— расслабленно вздохнул старик.— Этот чип нужно было ввести так, чтобы оноказался примерно посреди вашего мозга. Такова его особенность. Можно было попробовать провести операцию, ноясосвоим коллегой пришёл квыводу, что это ничего толком недаст, так как выбудете постоянно восстанавливать свою целостность, что уже доказано инераз. Так что пришли квыводу, что проще выстрелить вам вголову изспециального устройства, мощность которого специально отрегулирована, нежели пытаться это делать гуманным способом. Выужменя простите, молодой человек, но… так надо было. Выпотом поймёте почему, обещаю. Аяпойду. Атоскоро представитель клана Грей прилетает…

Сложив молча свой чемоданчик, онглянул наменя, причём вего взгляде было столько сочувствия… что хватило бытут навсех, кто руководит этим комплексом ивсеми испытаниями. Имолча вышел, только шумно итяжело выдохнув. Ему было жаль, аянемог понять почему.

Клан Грей. Уже невпервый раз яэто слышал. Они завсем этим стоят? Неуверен. Оних говорили временами, как окаком-то божестве, точнее божествах. Странно. Либо они руководят этой планетой… либо сразу всем человечеством. Хотя нет. Что-то было про какую-то войну… помню… гражданская? Да. Шла гражданская война. Космическая. Весьма кровопролитная… больше ничего поэтому поводу непомню.

Новголове пробуждалось что-то ещё, что-то более сокровенное. Япытался зацепиться заэто. Иначал вспоминать. Снова тапрогулка, только самое еёначало, ишла она словно… вобратном порядке, нопотом возобновила свой нормальный ход, словно часть воспоминаний немного отмотались назад, чтобы яувидел всю картинку целиком… Чётких картинок опять никаких, только размытые силуэты. Нояшёл ирадовался. Вголове крутилась одна очень важная мысль. Новот какая?

Ивсё моё внимание было ненамне, ананей. Это что-то важное было связано сней. Настолько важное, что даже вспоминая эти моменты, уменя бешено колотилось сердце. Япытался понять, вчём жепричина такого беспокойства, пытался понять, что нетак, почему мне стало так страшно…

Иответ раскрылся вкороткой фразе, которая иногда так много значит. Всего два слова, которые могут намногие года изменить мышление любого. Она была беременна. Отменя. Мыждали ребёнка. Мывроде небыли официально вбраке, мыэтого инепланировали. Мыпросто хотели жить вместе. Отсюда истолько радости. Было ещё что-то, ноэти слова янемог воспринимать. Ноединственное, язапомнил, как еёзовут. Анна. Еёзвали Анна. Иона… просто была тогда счастлива.

Воспоминания снова оборвались падением астероида. Ноона тогда непогибла, нет. Яведь непросто так тогда остался влогове ада, вразрушенном городе после падения астероида иего обломков. Нет. Яискал. Искал её. Ноненашёл. Умер быстрее. Нотеперь… яточно помнил, как она выглядит икак еёзовут. Итеперь уменя есть цель для существования, есть цель выбраться отсюда иуничтожить тут всё. Как минимум, ядолжен узнать, что сней стало! Ведь яеёвэтом комплексе невидел. Яеёневидел среди пленных. Значит… она ушла изгорода? Или еёспасли? Незнаю. Нообязан это выяснить!

Апока… пока уменя нет возможности… пока уменя нет наэто сил… ябуду имподыгрывать… ябуду становиться… опытнее? Да, скорее так. Сильнее… незнаю, выйдет или нет. Ноопытнее точно получится стать. Ведь мне надо сначала доконца понять, что жеятакое икакие есть уменя силы. Акогда яэто смогу понять, тосмогу продумать план, вкаком направлении двигаться.

Следующие несколько дней ознаменовались различными испытаниями. Тодрался, тобегал, торазличные силовые упражнения. Они просто смотрели, начто яспособен вразличных условиях обстановки, атакже вразличных состояниях собственного тела. Информации они, надеюсь, получали достаточно, иначе это уже начинало надоедать вкакой-то степени. Нобольше всего бесил охранник, который заходил икаждый раз пытался острить.

—Нучто, черныш, готов очернять собой пространство?— говорил он, когда меня отправили снова наиспытание выносливости, где снова меня расстреляли доеле живого состояния.

Тогда было даже сложнее, чем впервый раз. Вторая попытка уже была согнестрелами, только наэтот раз мне недали никакого мяса, недали возможности найти пропитание. Просто один забег для разминки, апотом бросили насмерть. Хотя, надо признаться, яспрошлого раза запомнил некоторые интересные лазейки исмог пробежать нанесколько сотен метров дальше, чем впервый раз. Новсё равно витоге оказался всвоей камере полностью истощённым.

—Авот твоё пропитание, зверь!— ржал он, кидая мне кусок сырого мяса, как ивпрошлый раз, при этом пнув его так, чтобы онврезался мне влицо.

Иснова япытался есть, непонятно как. Просто водин момент зацепился зубами закусок мяса иначал его обсасывать. Вкакой-то момент набрался сил иначал жевать, потом пережёвывать, пока невосстановил хоть какой-то нормальное количество подконтрольного вещества, чтобы можно было передвигаться.

Следующий приём пищи был уже спокойным, видимо, перепал насмену другого охранника, этот был спокойным имолчаливым, лицо закрывала балаклава, видны были только серьёзные глаза. Онсторонился меня, нопри этом показывал всем своим видом, что вслучае чего готов убить меня, унего был ссобой весьма внушительных размеров пистолет примерно двенадцатимиллиметрового калибра. Оттакого дырки будут оставаться немалыми.

—Атеперь пришла пора попрощаться сосвоим лицом!— гоготал урод, когда пришёл вследующий раз.

Инаэтот раз онбыл прав. Мне недали сделать ниединого удара. Проверяли мою ударопрочность. Просто избивали всем, что попадалось под руку. Сначала просто били кулаками, били вовсем частям тела: голове, шее, рукам, ногам, груди, животу, спине… пытались ломать кости, смотря, как они зарастают.

Носамое жестокое началось, когда к«Мистеру Палачу» вруки попал ножик. Онначал вырезать намоем теле узоры, говорил про то, что сдетства мечтал стать художником, ноего гений непризнали, ионстал тем, кем стал. Это был просто ад. Невероятная боль. Онзнал, где надо резать, чтобы было больнее всего, онзнал, вкакие точки нателе надо надавить, чтобы чувствовать агонию.

Ностало ещё хуже, когда ему вруки попали гвозди имолоток. Глаз, ухо, нос, череп, шея, ребра, между ребрами… онвезде пытался забивать гвозди, онпытался пустить мне максимум крови. Онпытался сделать мне как можно больнее. Акогда явырубался, онприводил меня вчувство, окуная мою голову вбольшое ведро сводой. Отнехватки воздуха организм сам себя приводил вчувства, так что… япродолжал испытывать боль, вырубаться, мучительно просыпаться.

Витоге после этих «испытаний» меня просто кинули вкамеру. Хоть вомне больше небыло никаких игл, никаких гвоздей, все кости срослись, араны затянулись… фантомные боли всё равно преследовали меня. Меня всего трясло, ячувствовал каждый миллиметр своего тела так, как нечувствовал никогда. Мне даже сидеть илежать было больно.

Нопостепенно боль ушла, аеёместо заняли апатия, пустота. Даже думать нехотелось. Япросто был. Янеощущал самого себя. Хотелось только одного, чтобы всё это закончилось, чтобы меня перестали мучать, чтобы ясмог спокойно жить. Нонет… мне нельзя наэто надеется. Мне вообще нельзя надеяться. Только ждать. Только ненавидеть. Только накапливать злость, чтобы водин момент еёвыплеснуть.