Надеюсь, он понимал, что не просто так я хранил одну из двух бутылок, которые он принес в этот кабинет в последнюю ночь перед своей смертью. Хранил, не надеясь ни на что, ни о чем не догадываясь, но понимая, что это единственное, оставшееся мне от него. Если, конечно, не считать самой Дарианы.

– Это была последняя из моего неприкосновенного запаса.

Если он пытался меня укорить, ему это не удалось. Да и выглядел он довольным. Даже не пытаясь этого скрывать.

– Я знаю, – улыбнувшись только глазами, заметил я. Все еще не веря, что мы можем вот так сидеть друг напротив друга и разговаривать. Как тогда, когда он говорил, что мне необходимо будет сделать, как только он передаст мне свои полномочия.

– Ты неплохо справлялся эти два года, – словно прочитав мои мысли, произнес он, делая следующий глоток.

– Если бы ты сказал об этом спустя две тысячи лет моего правления, я мог бы счесть это похвалой, – парировал я, всей душой желая, чтобы эти мгновения не закончились слишком быстро.

И понимая, насколько несбыточна моя мечта.

Он же в ответ не на слова, а на мысли чуть заметно улыбнулся. Мы оба были воинами. И оба знали, как многое надо отдать, чтобы получить желаемое.

– Клинок Яланира так и не нашли? – Он отставил бокал и, поднявшись, отошел к окну.

Лера рассказывала, что он любил стоять вот так, вглядываясь в мерцающую гладь озера. Рассматривая снежные вершины гор, виднеющиеся вдали.

– Тот, который тебя интересует, – нет. Его не было при нем на базе.

Я откинулся на спинку кресла, наблюдая за Вилдором. И пытался понять, почему с такой безоговорочностью принял в этом незнакомце своего отца. Только потому, что портал открыла правительница темных, которая точно знала, чье тело взял себе Вилдор после ухода? Или меня смогли убедить черты лица, которые, чем дольше я в них вглядывался, тем более становились привычно знакомыми? Или все-таки связь между нами не ограничивалась генетическими маркерами, которые позволяли узнавать родича даже после череды кровных смешений? Я не мог ответить сам себе, но… я не испытывал сомнений в том, что стоящий неподалеку даймон был именно тем, кого я жаждал видеть.

– Значит, он предвидел и такой вариант, – с долей уважения к сыну, которого когда-то счел недостойным звания ялтара, заметил он. Точно так же, как отнесся бы к удачному плану любого своего противника.

Конечно, за годы, которые мой брат провел рядом с ним, можно было научиться строить планы, но если бы я признал это, стало бы ясно, что я завидую тому, чье место занял. Завидую, понимая и то, что для меня отец сделал значительно больше, чем для него, и то, что это выглядело как моя слабость, которая истинному воину не дозволена.

– Или этого он и добивался. – Отец обернулся ко мне лишь на мгновение, но этого было достаточно для того, чтобы осознать, что именно он сейчас произнес.

Осознать и восхититься. Его отношением к возможности своего проигрыша.

– Ты считаешь, что он нашел нечто, что посчитал более важным, чем власть над Дарианой, а возможно, и над Лилеей? – не сомневаясь в его ответе, уточнил я.

– Найденные Александром записи относятся к тому времени, когда совет еще не начал настойчиво требовать от меня назвать дату начала вторжения. На тот момент эксперименты по созданию аналога даймонов уже шли полным ходом. И не только здесь, но и на Земле. Нужно будет поднять все, что касается того периода. Протрясти не только лаборатории, но и архивы внутреннего круга. Но это уже после того, как мы обсудим все на завтрашней встрече. Ты уже нашел повод, чтобы отправиться во дворец Олейора?

– Даже если бы и не нашел, – хмыкнул я, – Элильяр с Гадриэлем мне бы его предоставили. У меня такое чувство, что Лера кому-то не дает спокойно обделывать делишки. Ну нет оснований у темноэльфийского совета выказывать свое недовольство ею. Ведь знают, что она является одним из гарантов мира между Лилеей и Дарианой. Но возмущаются.

– А если вспомнить, что Яланир очень хотел ее заполучить, то твои сомнения не беспочвенны, – продолжая вглядываться в пейзаж за окном, без тени эмоций произнес отец.

И хотя я не чувствовал его волнения, я не сомневался в том, что оно есть. И, в отличие от него, знал его причину.

Вернувшись на Дариану, я не поленился разобраться с теми легендами, которые рассказывали о Единственных, и сумел вытащить из них то, что было скрыто под пластами иносказаний и домыслов. Я не мог быть уверенным в том, что Тинир, привязывая душу возлюбленной будущего ялтара к своему роду, до конца понимал, чем это грозит и той женщине, которая поведет Тасю по пути жизни, и самому Вилдору. Но в том, что отношение отца к Лере не изменилось с тех пор, как наставник вернул его Единственную в ее тело, я был убежден.

Отец знал, как много правительница темных сделала для него, и испытывал к ней, по ее словам, благодарность и уважение. Не позволяя себе увидеть за этим совершенно иное чувство. И я одновременно и желал того, чтобы он позволил себе проявить свою любовь к ней, и надеялся, что этого не произойдет.

Что же касалось самой Леры, общение с Вилдором не могло не оставить в ее сердце свой след. Но я видел ее любовь к Олейору и понимал, насколько выстраданным было это чувство. И от всего этого становилось только сложнее.

Не об этом должен думать воин в преддверии борьбы, но плохим был бы я ялтаром, если бы не учитывал и такие нюансы.

– Ты предполагаешь, что ему понадобился маг Равновесия? – тут же развил я его мысль и вынужден был прийти к выводу, что эта версия мне очень не нравится. Потому что прекрасно вписывается в ту картину, которая возникает, если собрать воедино пока еще разрозненные факты. – Но тогда почему не Александр?

– Может, ты сам ответишь на свой вопрос? – Он наконец-то отвлекся от происходящего за окном и вернулся в кресло.

Я же тихонько зверел от одной только мысли, для чего еще могла понадобиться Яланиру Лера. Так уж случилось, что к ней я относился как к существу недосягаемому для моего понимания. Я знал, что она смертная, но боялся, что срок жизни, отпущенный ей, будет значительно меньше, чем у моей жены Таши, которую поддерживает связь Единственной. Я видел, как она играет со своими детьми, сама становясь похожа на шаловливого ребенка. Я осознавал, что ее способности уникальны, но не более чем те, которыми обладал я сам или моя соправительница. Но некое благоговение, которое я к ней испытывал, не поддавалось анализу разума. И я не собирался с этим спорить.

К тому же она и сама относилась ко мне скорее как к сыну. Давая этим мне возможность отвечать нежностью и заботой на ее материнскую любовь.

– Кто будет ее охранять? – дав ему понять, что весь ход его рассуждений не стал для меня проблемой, уточнил я.

– Сэнар. Кадинар отправится со мной, а Айласа я оставлю беречь жену и сына.

– Сына?! – Я подскочил с кресла. – И ты молчал, что у меня есть брат!