– Ах, как же я устал от этого места, и гнетущей тяжести своих грехов. Возможно, грядущее откровение навсегда освободит меня от обеих напастей.

Он пристально посмотрел на мальчика, затем медленно продолжил.

– Однако есть лучший выход, – он поманил Вила подойти поближе. – Святая Церковь посылает тысячи своих лучших сыновей и дочерей осваивать новые земли к востоку, земли епархии Магдебург. Там ты, Карл и Мария будете процветать. Господа хорошо платят, земля щедра, а…

– Мы не станем тратить дни на каких-то болотах, дабы обогатить кого-то иного. Нет, говорю тебе, такой выход не пойдет.

– Ага, понимаю.

Пий уткнул палец в подбородок и прищурил глаза, словно глубоко задумался.

– Тогда поразмысли о следующем: Spiritus Sanctus вдохновляет сердца благословенных детей нашей Империи и Франции на новый Крестовый Поход. Быть может, вы решите вступить в столь благородное и праведное предприятие? Не найти лучшего пути, как заплатить за грехи, свои и своей матери, которая страдает по их причине. Со временем, несомненно, и худые дела забудутся в аббатстве. А вы наполните золотом свои небесные хранилища. И, возможно, паломничество даст мне время справедливо заплатить за собственные грехи.

– А, возможно, мы и не вернемся назад, – перебил его Вил. – Но что же наша младшая, Мария?

– Верно, верно, – сочувствующе закивал Пий. – Путь предстоит тяжелый и опасный. Я с радостью присмотрю за Марией до твоего возвращения.

– И не думай, – отрезал Вил.

Последовало долгое молчание, пока двое сверлили друг друга взглядами. Но слов больше не потребовалось, сделка состоялась.

* * *

Суббота началась блистающим рассветом в ало-красных тонах и пухлых облачках. К позднему утру воздух наполнился летней сладостью и свежестью, и легкий ветерок трепетал между деревьями. Вил решил остаться дома с матерью, а Карл с Марией примкнули к компании любопытных соседей, направляющихся на собрание в Вилмар. Когда солнце взобралось высоко над головой, группы верных сервов стали стекаться мимо вейерской церкви к резкому подъему, ведущему на гребень холма. Вместе с крестьянами шествовали слухи о загадках и странниках в поместье, но теперь, с легкой руки паломников из Обербрехена и Сельтера, они приукрашались еще более. Чудный день предвещал что-то необычайное, сулил нечто дивное. Даже птицы поддались общему настроению праздника, и Карл был убежден, что чирикали они не в пример громче обычного. Он заверял всех, что даже кролики сновали между кустами и кувыркались через борозды с небывалой прытью для своих и без того проворных лап.

Когда люд стал кучками спускаться в долину Лана к аббатству, Карл и Мария взялись за руки с другими деревенскими детьми, чтобы разом декламировать старинные вирши и петь местные песни. Их вдохновенность была столь заразительной, что вскоре их родители и родители их родителей вступили в веселый хор. Радостные мелодии нежно разливались по покоящимся полям и уносились назад, навстречу путникам, поспевающим за ними.

Подойдя ближе к аббатству, они слились с народом из более дальних деревень – Эммерих, Линденхольц и Найдербрехен, и изумленно опешили перед прелестным видом вилмарской долины, расстилающейся перед ними.

– Гляди! – показал Карл. – Доселе никогда я не видел ее такой величественной!

В самом деле, день представил скромное аббатство в особенном великолепии. Здание украшали прекрасные стяги лилового, красного и желтого цветов. Красочный коридор, образовавшийся из штандартов с гербом лорда Рункеля, вел к раскрытым дубовым вратам западной стены, где глашатаи приветствовали прибывающих рыцарей и дворян. Казалось, некий чудотворный Мастер вдруг преобразил древнее строение в Святой Город обетованного Нового Иерусалима!

«Грядет к нам благо, – подумал Карл. – Никогда доселе не было здесь так…». Он улыбнулся спутникам и совершенно ясно в тот миг увидел сияние благословенного Божьего лица на каждом из них, невзирая на уродство некоторых, сломанные зубы и потрепанные одежды. Слухи все преумножались, среди них прокатилась молва, будто то ли папский легат, то ли его милость, архиепископ Зигфрид III Майнский, собирались обратиться с призывом к Походу. Карла прямо-таки распирало от поверенной тайны. К тому же за аббатскими стенами собралось великое множество вельмож и господ для того, чтобы, по общему мнению, заручиться их союзом в гражданской войне Империи. Знатные помещики и архиепископ грезили победой и новыми землями, которые заполучат вследствие нее, а когда, как не в субботу, рассудительно было бы более упрочнить узы обоюдных чаяний?

Вскоре толчея запрудила входные врата, протискиваясь и проталкиваясь мимо друг друга, пока бурая крестьянская масса не вылилась во двор, наполнив его до краев. Когда Карл пробирался ближе к церкви, волна возбуждения мурашками пробежалась по его спине. Он крепко держал Марию за правую руку и отчаянно искал выгодную смотровую позицию. Мальчик так надеялся достать до толстых церковных окон и взглянуть на священный пьедестал, с которого им возвещено будет слово.

Прибыл отряд рыцарей. Поприветствованные пронзительным звуком труб с верхней кромки стены, они терпеливо и искусно провели своих скакунов во двор сквозь переполненные людом врата. По бокам их блистали мечи, высокие черные сапоги блестели на солнце, с серых кольчуг ниспадали легкие накидки с цветами и эмблемами своего господина. Эти воины хранили клятву поддерживать Папу в его признании юного Фридриха II (сына усопшего императора, Генриха IV) императором Святой Империи, в противовес сопернику, Отто из Брунсвика. Многие бахвалились перевязанными ранами, как доказательством своей верности. Другие, только что прибывшие со сражений под Лейпцигом, гордо выставляли знамена покоренных славян, под радостные крики товарищей размахивали украшенными алебардами и жезлами.

Герольды издали семь коротких трубных звука, пока молчаливая процессия Церковнослужителей смиренно входила в церковь. Впереди шествовали архиепископ Майнца и почетный наместник архиепископа Кельна, в сопровождении сомкнутого строя из служителей и священников. Позади них скользила колонна в темных рясах и с обритыми макушками – бенедиктинцы самого монастыря под водительством аббата Удо, за которыми следовали четыре приходских аббатских священника, включая отца Пия.

Карл присоединился к своим простонародным братьям и сестрам в коленопреклонении, благоговейно и послушно отдавая дань уважения. Двор торжественно замолк, только нетерпеливые лошади фыркали и рвались из рук конюхов, да главный колокол посылал перезвон с церковной башни. Краткий порыв ветра хлопнул флагом Рункеля и задал подобающий тон колонне cives и milites, которые начали свое величественное шествие.

Впереди всех, приосанившись, выступал сам лорд Гериберт, щеголяя убранством ничуть не уступающим петушиному. Плащ, ниспадающий до земли, был из чистейшего бирюзового бархата, а гордо выпяченную грудь стягивали сатиновые шнурки в серебряных запонках. Над гривой волнистых волос длиной до плеч возвышалась взбитая шапка из меха рыжей выдры, поблескивающая серебряной брошью. По его левую руку шествовала прекрасная жена, Кристина. Жадная до похвалы и весьма достойная ее, она нарядилась в платье из тончайшего шелка, а рыжеватые волосы плотно стягивали золотые зажимы. С другой стороны с заметным высокомерием шли виночерпий и Управляющий императорского двора, высоко воздев свои орлиные носы над утомительным процессом, коему они по долгу службы оказывали честь своим присутствием. Прямо за ними лился внушительный поток советников и купцов, бюргеров из Далеких свободных городов, и собрание меньших господ и вассалов. Когда Гериберт проводил своих вассалов по застланному соломой церковному полу и с достоинством занимал свое место У ног архиепископа, только литавры нарушали тишину неторопливой дробью.