Архиепископ стоял прямо, возвышаясь над прихожанами в просторном шелковом одеянии, которое мягко струилось и оставляло открытыми его черные ботинки. Большие яркие кресты были вышиты по обоим бокам желтой ризы, и темно-зеленая орарь с белой строчкой красиво обрамляла его плечи. Медный головной убор отражал пятнышки света от солнечных лучей падающих сквозь стекла, и словно бы наделял его неземной властью. Наместник, достопочтенно назначенный епархией Кельна стоял возле него в равном благолепии. Он крепко прижал руки к червонной орари и прогнулся назад, созерцая небеса.

Его Милость поднял свой золотой епископский посох над паствой и произнес благословение на всех собравшихся, затем постоял в молчании, чтобы оценить их. Взор его стальных глаз и удивительная мощь молчания завораживала и принца, и простолюдина. С волнением ожидали его слов собравшиеся души, наполненные столь сильным предвкушением, что едва не умоляли его начать.

Затем, как бы оказывая великий дар милости, архиепископ, наконец, заговорил:

– Придите, дети мои, внемлите нам, ибо мы наставим вас в страхе Господнем. Злой дух обитает среди вас, и вы смертельно пострадали от его мерзких рук. Я сердечно скорблю с вами. Милостивый Господь скорбит вместе со всеми нами, и Он привлечет вас к Своей груди.

Я вижу по вашим лицам, что вы полны страха за собственную судьбу, но что вы предложите скорбящим вокруг вас? Позор на ваши головы. Ибо тот же самый злобный князь мира сего рыскает по всей земле. Даже когда я произношу сии слова, он свободно обитает в Палестине, в самой стране нашего Господа. Плачьте, коль угодно, по своим бедам, а уже шесть поколений сильных сердцем христиан отдают жизнь, здоровье и достаток, дабы возвратить Землю Обетованную в руки Народа Завета.

Доколе вы покоитесь в своей мирной долине, Господь Бог взывает: «Моя земля вопиет против меня и борозды ее мокры от слез. Они приходят со своим скотом, и шатры их как рой саранчи. Они вторглись на мою землю и опустошают ее».

Позор тем, кто поет песни Господу, доколе саранча, сии сарацинские неверные, эти дети диавола, оскверняют землю, по которой ходил Сам Христос.

Архиепископ взглянул на небеса, затем отошел, передавая кафедру наместнику, крупному человеку средних лет по имени Паулус, когда-то прибывшему из Гогенстауфена, родины старого императора, Барбаросса.

– Если я забуду тебя, Иерусалим, – воскликнул Паулус, – забудь меня десница моя; прилипни язык мой к гортани моей, если не буду помнить тебя, если не поставлю Иерусалим во главе веселия моего. Ибо чертоги оставлены; шумный город покинут; Офел и башня служат убежищем диких ослов и пасущихся стад.

Наместник набрал полные легкие воздуха и закричал:

– Ибо Господь говорит: землю, которую Я дал Аврааму и Исааку, я дам вам, дети мои. Не будут терпеть голода и жажды, и не поразит их зной и солнце; ибо Милующий их будет вести их и приведет их к источникам вод.

Чада возлюбленные, прошу вас, придите, все горы Мои сделаю путем, и дороги Мои будут подняты. Вот, придете вы издалека, от севера.

Паулус смягчил голос и обратил добрый и нежный взгляд вверх, к окнам и к детям, рассыпанным по притихшему двору. Он указал на них епископским стражникам.

– Приведите их ко мне. Пустите детей приходить ко мне.

Ждал он терпеливо, снисходительно, как дедушка ожидает внуков летним субботним днем. Пехотинцы поспешили во двор и подозвали изумленных детей в церковь. Там они, широко раскрыв глаза, медленно, даже боязливо проталкивались между не менее пораженными взрослыми, давившими со всех боков.

– Komme, meine Kinder, – закричал наместник, – придите, дети мои, и соберитесь у ног моих. Сыны пастухов и дщери пахарей, придите, придите ко мне все, все придите, дети мои дорогие.

Карл был столько же удивлен, как и все остальные, но он быстро спохватился и с Марией за руку стал проталкиваться к святилищу. Горя от возбуждения и чуть не дрожа от предчувствия чего-то большого, мальчик и девочка присоединились к сверстникам впереди прохода между рядами.

Еще дважды наместник призывал детей прийти, и, наконец, почти что треть церкви наполнилась благоговейными детскими лицами. Оттиснутая знать столпилась по бокам и наблюдала за зрелищем с заметным раздражением, но Паулус продолжал сердечно улыбаться.

– Мои драгоценные агнцы, – мягко произнес он, – благодарю вас, каждого из вас, что вняли Слову Господню, ибо великий труд лежит пред вами. Быть может, некоторые уже слышали о младых христианах, которые понесли Благую Весть нашего Спасителя языческим завоевателям Палестины.

Детская толпа заинтересованно заколыхалась: мало кто слышал известие.

– Истинно так. Во всей Империи и во Франции собирается армия детей, чтобы избавить Иерусалим. Сейчас они в пути и нуждаются в вас, в каждом из вас. Кто знает, может это скорбное поместье получит освобождение от присутствия лиха, кабы и среди вас нашлось такое же послушание и богоугодность? Верую, щедрые благословения ожидают сие поместье, ежели его агнцы присоединятся к стаду, идущему к Палестине.

Воистину, Бог даровал видения вашего перехода к Палестине по суше. Jа, так-так, словно евреи когда-то пересекли Чермное море. О, дорогие мои, отдайте себя воле вашего любящего Небесного Отца. Вы отправитесь не с луком, не с копьем иль клинком, но с простотой, кротостью и чистой верой – с оружием, против которого не устоит никакой противник.

Довольный мгновенным воодушевлением на лицах невинных, служитель, однако, не упустил и настороженных взоров среди родителей, тревожно стекающихся к кафедре со всех сторон. Чувствуя их сопротивление, человек направил все внимание на шепчущихся взрослых. Он обратил взгляд прямо в недоверчиво прищуренные глаза и распростер руки над главами детей, собравшихся у его ног.

– Как пастырь Он будет пасти стадо Свое; агнцев будет брать на руки и носить на груди Своей.

Он сделал паузу, чтобы отставить свой крючковатый посох и прислонить его к кафедре. Затем схватился рукой за сердце и воззвал к прихожанам.

– Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить малых сих от любви Божьей во Христе Иисусе, Господе нашем.

Он высоко поднял подбородок и возвысил голос:

– Ибо не на лук мой уповаю, и не меч мой спасет меня; но Ты спасешь нас от врагов наших, и посрамишь ненавидящих нас.

Он склонился к детям у своих ног и положил ладони себе на колени.

– Вы были некогда тьма, а теперь – свет в Господе. Поступайте, как чада света, чтобы вам быть безукоризненными и чистыми, непорочными чадами Божьими среди строптивого и развращенного рода. Сияйте, как светила в мире, к похвале своей в день Христов, чтобы не тщетен был ваш поход.

Карл лишился слов. Его сердце словно вознеслось к небесному чертогу. Он был убежден, что Господь говорит к нему через этого святого человека.