Наверное, со стороны это выглядело странно. Перед костром в безлюдном месте сидел одинокий человек и разговаривал с пламенем. Говорил вслух. Это оказалось занятным опытом. В то время как мысли вечно пытались увести меня куда-то в сторону, устная речь не давала такой возможности. Я то и дело замолкал, удивляясь пустоте, которая возникала у меня в голове. Говоря вслух, было сложно лгать, обманывать самого себя. Оказавшись наедине с самим собой, я внезапно почувствовал себя тем, кто я есть на самом деле. И кто же я есть?

Я допил самогон и закусил его остатками сгущенки. Странное дело, в жизни ее не ел, а тут она оказалась прямо на вес золота. Кажется, будь моя воля, выменял бы на нее все что угодно. Вернусь в город, возьму целую банку и съем ее. Чая бы сейчас кружечку, да еще и с сахаром. Увы, вся еда и чай с сахаром у ребят, а они где-то задержались. Ничего, обойдусь горячей водой, согретой на костре в кружке.

Размышляя так, я поймал себя на мысли, что уже неделю не видел себя в зеркале. Интересно, в кого я превратился? Хотя, какая разница… Может быть именно поэтому я смог быть честным с самим собой? В любом случае, меня не оставляло ощущение, что именно теперь я стал настоящим. Не оставляло чувство, что я в состоянии говорить с самим с собой, с собственным телом, как кто-то находящийся извне.

«Странно это все, – думал я. – Надо будет попробовать в городе повторить опыт с исключением собственного отражения в зеркале. Может быть, в этом секрет? И я вновь почувствую то же самое, что и теперь? А что если горы блокируют все наносное, и я наконец-то слышу сам себя? Свой внутренний голос? Свою суть, которая говорит со мной искренне, называет вещи своими именами, безошибочно дает оценку моим поступкам? Отчего много из того, что я считал единственно верным, теперь воспринимается мною как ошибка? Может быть, все дело в самогоне? Нет, конечно. Да и выпил-то я от силы граммов сто. Нет, надо ложиться спать. А то, не дай бог, еще открою смысл жизни и жить дальше станет неинтересно…»

Я привычно посмотрел на собственные наколки – «ЗДЕСЬ» и «СЕЙЧАС» – и отправился в палатку. Почти заставил себя записать в блокнот впечатления от прошедшего дня. Пожелал спокойной ночи своим любимым девочкам. Пожалел, что не могу увидеть и обнять их.

С каждой новой неудачей, с каждым следующим осенним днем я становился всё более замкнутым и вспыльчивым. Мои мечты и планы рушились у меня на глазах. Я не был готов трудиться долго и скрупулезно. Я хотел все и сразу. Мне нужен был быстрый результат, как в прошлом, когда в свои семнадцать лет я впервые занялся кредитами. Тогда так и было: быстро, много, сразу, в центре внимания, «из грязи в князи». Тогда я вышел из суеты строительного бизнеса и вошел в круг банкиров и авторитетов, в мир, полный беспредельных возможностей. Но теперь все было иначе.

Той осенью мы окончательно рассорились с партнером, разругались с женой и с отцом. Друзья стали избегать меня. Каждому из них я хотел доказать, что способен оправдать их ожидания. Доказать собственную правоту и состоятельность. Но все закончилось тем, чем закончилось. Производство было закрыто. С женой мы разошлись. С отцом поссорились. С друзьями расстались.

Внутри меня словно что-то сломалось. Необъяснимая боль поселилась и в душе, и во всем теле. Нет, мне было больно не за те восемь месяцев, которые я потратил на провалившийся проект. Мне было плевать на те деньги, которые я потерял. Бывали времена, когда я больше тратил, лишь заглянув в какой-нибудь бутик. Нынешняя боль рождалась злостью и обидой. На моих глазах не просто рухнули мои надежды, а будто сломалось что-то куда более важное. Развеялся сам смысл моей жизни.

Пять ящиков вина, десять пачек патронов и педаль газа в пол. Я помчал на своей девятке туда, куда глядели глаза, главное, подальше от людей. Через три часа я оказался в глухом лесу, на берегу реки, где не было ни людей, ни дорог. Как туда заехала моя девятка, я не понимаю до сих пор. Всю дорогу я гнал, словно в тумане. Лишь одно стучало у меня в голове: выпить, выпить, выпить, мне срочно нужно выпить…

Там, на берегу, я развел костер, достал вино и залпом выпил всю бутылку. Закурил. Отключил телефон. Решил, что пока все не выпью, никуда не поеду. Первый день пил до одурения, до рвоты, до обморока. Спал в машине. Просыпался и снова пил. Потом брал ружье и стрелял во все стороны. На второй день продолжалось то же самое. Два ящика вина улетели мгновенно. К концу второго дня моя истерика превратилась в депрессию, но стискивая в одной руке бутылку, а в другой ружье, я продолжал пить…

Меня накрывали воспоминания из доармейского прошлого, когда я ежедневно приносил домой деньги в пакетах и думал, что так будет всегда. Когда меня все любили, когда мною восхищались, когда меня уважали, боялись, со мной хотели дружить. Куда все делось? Почему после армии все пошло не так?

Постепенно я стал разговаривать вслух. Сначала – с костром и лесом, а ближе к полуночи принялся предъявлять претензии самому Богу. Неужели я заслужил такое отношение к себе? Неужели так сложно отсыпать мне немного удачи? Дать простого человеческого счастья? Почему я все время должен за него бороться? «Где твоя любовь, Бог? Почему ты не можешь просто взять и поговорить со мной? – кричал я в промежутках между глотками вина. – Знаешь что, Бог, если тебе насрать на меня, то и мне на тебя тоже! С самого моего детства ты только то и делаешь, что издеваешься надо мной. Ты невзлюбил меня с младенчества. Мое детство прошло среди алкоголиков. Надо мной издевались в школе, в пионерском лагере. Я судился с собственным отцом. И я всегда оказывался во всем виноват. Где эти твои помощники? Как их там… Чем вы там вообще занимаетесь? Да, ты дал мне пожить немного. Дал почувствовать вкус свободы. Позволил ощутить, что такое быть в центре внимания, что значит, когда тобой восхищаются. И все забрал! Может, хватит издеваться надо мной? Верни все как было! Ты слышишь меня? Что мне сделать, чтобы ты поговорил со мной? Застрелиться?»

Я выпалил все это одним махом. Странно, но после этого монолога меня потянуло в сон. То ли пятая бутылка вина была лишней, то ли костер меня уморил, то ли все вместе, но я стал проваливаться в забытье. Не помню уже как, но все еще с бутылкой и ружьем в руках я оказался в машине. Наверное, я так бы и уснул, если бы не голос. Он прозвучал у меня в ушах:

– Измени свой образ жизни!

Я подскочил так, что ударился головой о потолок салона. Схватил ружье и стал вглядываться в темноту. За окном моей девятки стеной стоял ливень, царила кромешная тьма. И никого. Сердце выпрыгивало из груди. Вытерев слюни и сопли, набравшись смелости, я вывалился из машины. Размахивая ружьем, я обошел ее со всех сторон и никого не обнаружил. Сонливость и хмель развеялись. Голову будоражили странные мысли. Вы только представьте мой испуг! Глухая местность, вокруг ни души. За два дня возлияний я не увидел даже намека на человеческое присутствие. Ночь, кромешная тьма, ливень – и вдруг этот голос… Он был громким, но не кричащим. Он был человеческим, но не земным. Он был суровым, но любящим. Он был строгим, но готовым понять. Его невозможно описать. Такое не могло почудиться. Меня трясло от испуга, но не от страха. Страха не было вовсе. Наоборот, после этого голоса во мне как будто исчезли все страхи. Впервые за долгое время я ощутил покой.