Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все правильно, – сказал я. – «Уезд» написали в то время, а «область» – в наше.
– А кто написал? В наше время?
– Тот, кто не так давно, но раньше нас, обнаружил эту записку в книге.
Да, небольшое разочарование. Вот вам и чемодан с сокровищами!
Алешку, похоже, эта «утрата» сокровищ не шибко расстроила. Даже наоборот.
– Значит, в этом кладе, – воскликнул он, – никакие не доллары, а партизанское оружие! Значит, эту схему нарисовал пацан Юрка, чтобы ее передали партизанам! Класс! Значит, мы сейчас туда едем, достаем оружие, сдаем его в музей…
– На чем поедем? – спросил я. – На нартах? Так еще снега нет.
Тут мы получили неожиданную поддержку. Наш неутомимый путешественник Колумб, видно, сам очень заинтересовался этой историей. Глаза у него заблестели. Он встал и заходил по комнате. Хватаясь время от времени за усы.
– Интересно, – бормотал он, – очень интересно. – Потом остановился. – Я поеду с вами, если позволите.
– На нартах? – спросил Алешка. – Собак я соберу. А вот снега…
– Не нужен нам снег. И собаки тоже пока не нужны. У меня есть машина! – Эти слова он произнес с гордостью. И тут же без гордости добавил: – Правда, она уже не молода. Она примерно моего возраста.
– Да вы еще крепкий для своих лет, – выдал Алешка.
– Я тоже так думаю, – согласился Колумб. – Так, нынче у нас пятница, в субботу у меня два урока. Едем в воскресенье! Как только первые лучи солнца озарят нашу столицу с востока. Идет?
– Идет, – сказал Алешка.
– Моя задача – машина. Ваша задача – ценные указания. Да, записку эту возьмите с собой, на всякий случай.
Мы свернули карту, поставили «губернию» на место.
– А какая у вас машина? – спросил Алешка.
– У нее прекрасное имя: «Победа»! И машина прекрасная. Она даже иногда заводится!
Прекрасная машина… «Победа»… Иван Христофорович… В моей голове что-то начало вертеться. Что-то хотело вспомниться. Очень назойливо.
Но я уже заметил: если что-то вертится в голове, но никак не вспоминается, то нужно забыть об этом – и оно само всплывет, в самый неподходящий момент.
Мы договорились встретиться в воскресенье возле дома Колумба «с первыми восточными лучами солнца над нашей столицей» и помчались домой.
– Очень вовремя, – встретила нас мама. – Как раз пора вымыть руки и лечь спать. Без ужина.
– Подумаешь, – сказал Алешка. – Зато мы на нартах покатались. И по губернии поездили. И плоты потрогали, из китовых позвоночников.
– Зашибись! – сказала мама, перехватив наше любимое словечко. – Придется за это вас все-таки покормить. Что будете есть? Губернию или нарты?
– Сосиски с сардельками! – сказал Алешка. – И с котлетами!
В субботу мы узнали, что в школу заезжал господин Баулин. Он прибыл без охраны, почему-то на какой-то старенькой «копейке» и с букетом увядших цветов, которые ненадолго украсили нашу учительскую. Но зато он долго сидел в кабинете директора за закрытыми дверями.
Расставались они в коридоре, почему-то оба недовольные друг другом. Баулин был хмур, директор встревожен.
А потом, встретив Артошу, директор недовольно сказал ей:
– Ваш любимчик, Валюша, опять отличился.
– Стекло разбил? – всполошилась она.
Семен Михалыч ничего не ответил, только махнул рукой. И скрылся у себя.
Алешка подмигнул мне и сказал:
– Все ясно, Дим.
Когда Алешка произносит эту свою любимую фразу, у меня по спине мурашки бегут. Потому что я знаю: за этой фразой наступит пора активных и опасных действий. Не исключено, что после них Алешка скажет: «Я, Дим, ошибся», подумает, приставив палец ко лбу, и опять выдаст: «Теперь-то уж точно все ясно, Дим». И далее – по полной программе. Крутые виражи. По вертикальной стене.
– Давай в другой раз, Лех, – попросил я.
– Полковнику нужна наша помощь.
– Он тебя просил об этом? – Я уже начал злиться.
– Тогда я иду один!
И Лешка направился к директору. Ну не мог же я его оставить в такую минуту.
– Что вам, Оболенские? – устало спросил директор, явно подумав: «Вас еще мне не хватало!»
Алешка не стал приседать в реверансе. И сказал прямо:
– На вас наехали, Семен Михалыч!
– С чего ты взял?
– По вашему лицу видно. – Алешка произнес это так убедительно и уверенно, что директор подошел к зеркалу и долго любовался своими усами.
– Врешь ты все, Оболенский. Ничего по моему лицу не видно.
– Давайте мы нашему папе настучим, – предложил Алешка.
Директор поморщился:
– Откуда такая лексика? Ты что, сериалы смотришь? «Наехали», «настучим». Выбирай выражения. Ты все-таки в школе, а не на телестудии.
Семен Михалыч явно тянул время. А Лешка явно торопился.
– Да… – протянул Семен Михалыч. – Зря я, конечно… Так и знал…
– Да… – в тон ему протянул Алешка. – Зря вы, конечно… Таким людям нельзя доверять.
Директор посмотрел на него сверху вниз:
– Ты что, больше меня знаешь?
– Я больше вас догадываюсь.
– Может, подождем немного, а? Само утрясется. Как думаешь?
– Если его посадят, то утрясется.
Господи! О чем они говорят? Не на китайском ли языке?
– Если его посадят, – вздохнул Семен Михалыч, – то тогда и меня трясти начнут.
– Мы вас отмажем, – твердо пообещал Алешка.
– Опять? – Семен Михалыч вспомнил, что он педагог, и нахмурил свои густые седые брови. – Фильтруй базар, пацан! Извини, вырвалось. С вами всякого словесного сора наберешься. Идите-ка по классам.
– В общем, – сказал ему Алешка в дверях, – если что – мы рядом.
За дверью я схватил Алешку за ворот.
– В чем дело, Алексей?
– А я откуда знаю? Пусти, звонок уже был, Любаша по мне соскучилась.
Вечером Алешка вдруг замахал мне из прихожей. Я вышел: он прижимал телефонную трубку к уху и подзывал меня. Все ясно: подслушивает папин разговор. Папа иногда, конечно, об этом догадывается, но особенно не ругается. Совершенно секретных служебных разговоров он из дома никогда не ведет.
Я тоже прижался ухом к трубке. И сначала не сразу понял, о чем разговор. А когда догадался, мне стало ясно, что Алешка позвал меня не зря.
– Сергей Александрович, – говорил папин сотрудник, – Садовник сам пришел к нам за помощью.