Прямо в ночнушке, не надев даже тапочек, вылетаю в коридор, осматриваюсь и иду к дверям, расположенным рядом с моей комнатой. Если Адам слышал крик малыша, значит, его спальня должна быть где-то рядом.

Так и выходит.

Я нахожу их спящими на большой кровати.

Адам спит, уткнувшись в подушку, а Родион размещен рядом, но в детской люльке. Мужчина не позволил себе оставить малыша просто на постели. Они оба спят. Я подхожу ближе, заглядываю в люльку. Сын спит без соски: с улыбкой на лице и бутылочкой, видимо от смеси, рядом. На моем лице появляется улыбка. Я умиляюсь такой картине.

От осознания, что Адам не стал меня будить, сам покормил малыша, мне становится как-то тепло на душе. Обо мне подумали, позаботились, дали отдохнуть, значит, я смогу поговорить с ним и попросить объяснений? Это дает мне маленькую каплю надежды на адекватность мужчины.

Видимо, Родион ночью вновь начал плакать, а потому Адам забрал его к себе. И только сейчас им обоим удалось уснуть? Я тяну мягкую люльку на край и, подхватыв ее, уже собираюсь забрать Родиона, но вдруг натыкаюсь на пристальный, внимательный взгляд хозяина дома.

— Оставь сына… — его тон звучит, как приказ, но, смягчившись, Адам добавляет: — Пожалуйста.

Я замираю.

Внутри меня борется два человека: мать, понимающая, что Адам хочет провести время с сыном и женщина, которую обидели и насильно лишили семьи. Я колеблюсь. Не знаю, как поступить правильно. Оставить Родиона и уйти? Оставить и посидеть рядом с ними спящими, или настоять на своем и забрать сына?

— Ангелина, пожалуйста, он мой сын, я не сделаю ему плохого.

И смотрит так, что я опускаю люльку обратно и даже пододвигаю ее к мужчине ближе. Топчусь на месте, не зная, лучше уйти, или остаться и, наконец, делаю шаги в направлении двери. Адам прав. Он отец, и он не сделает Родиону ничего плохого. Если бы хотел, уже бы сделал, а он его переодел, покормил и…

— Останься, — вдруг слышу в спину. — Кровать широкая, ложись по ту сторону люльки, — он замолкает, а я замираю. — Я же вижу, ты боишься оставлять сына со мной. Не уходи.

“— Не уходи, Ангелина, останься! — голос Тимура эхом отзывается в голове.

— Не могу. Она моя сестра. Я не могу ее предать! — а это я… давным-давно.

Так давно, что уже и забылось.”

Хочется сжать голову ладонями так сильно, как это вообще возможно, лишь бы прогнать эти воспоминания оттуда. Вычленить, убрать, забыть о них. Почему, почему, почему сейчас? Что в этом мужчине такого, что я вспоминаю? Голос, тон? Всё ведь другое? Или я забыла, каким был Тимур?

Я поворачиваюсь.

Бросаю взгляд на Адама. У него даже цвет глаз другой, не такой, как у Тимура. Они у него зеленые, не голубые.

Адам двигается чуть к краю, пододвигает к себе Родиона и освобождает место для меня. Нерешительность и страх сосредотачиваются во мне. Что делать? Уйти, или остаться? Я действительно не хочу оставлять сына, но лечь в одну кровать к мужчине, который фактически меня купил, тоже не желаю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я пойду, — пячусь назад под пристальным взглядом Адама.

Остаться тут выше моих сил, поэтому как только мне удается отойти подальше от кровати, я разрываю зрительный контакт с мужчиной и поворачиваюсь к двери, чтобы трусливо скрыться за ней. Да, я не готова так быстро меняться. Еще пару дней назад я была самой счастливой женой и мамой на свете, тогда у меня сбылись едва ли не все мечты, а уже сегодня… кто я сегодня?

Жена другого.

Человека, которого даже не знаю.

Дальнейшее меня пугает еще больше.

Я почему-то жду, что Адам пойдет за мной, вернет меня в комнату и силой заставит лечь рядом, но ничего такого не происходит. Я спокойно захожу в комнату, отведенную нам с Родионом, пользуясь моментом принимаю душ, а когда выхожу — привожу в порядок лицо. После процедур улыбаюсь своему отражению.

Мне уже не двадцать, чтобы не беспокоиться о внешнем виде. Через месяц исполнится тридцать. Время пролетело слишком незаметно для меня самой. Еще недавно мы с сестрой радостно бегали по лужайке и строили планы на будущее, а уже сегодня я второй раз вышла замуж, родила ребенка, а Алисы рядом нет.

Я грустно улыбаюсь своему отражению, осознавая, что женщине с новорожденным малышом для счастья нужен только спокойный ночной сон.

Когда я захожу в комнату, на кровати сидит Адам. Его волосы смешно взъерошены после сна, лицо помятое, но зато глаза, кажется, веселее, чем вчера.

— Мне нужно уехать на несколько дней, — произносит он. — Тебе в помощь остается Елена Эдуардовна, пожалуйста, не отпускай ее ночью, пусть помогает, ты должна выспаться.

Я киваю. Так действительно будет лучше. Вчера я стала засыпать под крики Родиона и у меня попросту не было сил, чтобы его успокоить. Подобное точно не должно повторяться, и раз уж помочь кроме Елены Эдуардовны, некому, придется оставить ее на ночь, правда, нужно отменить те дурацкие условия. Что толку, если она будет стоять у кроватки и смотреть на его слезы, не имея возможности что-то сделать.

— У меня есть условие.

— Даже не сомневался, — с улыбкой на лице произносит Адам.

— Елена Эдуардовна сказала мне, что у нее условия работы с ребенком. Многие из них странны для Родиона, так как он младенец. Я хочу снять эти запреты.

— Все, кроме мобильного телефона — пожалуйста, — с легкостью соглашается Адам.

От такого скорого решения я даже теряюсь. Думала, что мне придется придумывать аргументы, объяснять свою позицию, а он просто взял и… согласился.

Адам поднимается с кресла, белая футболка, что на нем надета, резко обтягивает бугристые мышцы на его бицепсах, и я вдруг вспоминаю, как вчера прижималась к нему в машине и трогала их руками. Как обводила пальцами непроизвольные рисунки и ощущала жар, исходящий от его кожи.

— Я искупал и переодел Родиона. Кормил его еще ночью из бутылочки, думаю, вскоре он потребует материнского молока.

Я киваю и перевожу взгляд на его лицо. Он выглядит уставшим, измученным и невыспавшимся, но на удивление довольным. Адам делает шаг в сторону и замирает. Его лицо искажает гримаса боли, и я, не думая, тут же подлетаю к мужчине, успевая как раз вовремя. Он опирается на меня, впивается рукой в мое плечо. До боли, но я не обращаю на нее внимания, пододвигаю стул и помогаю ему сесть.