и приворотом молодых состоятельных мужчин. Дабы окончательно пролить свет на эту загадку, дождемся ее выступления.

Созидание неторопливо поднялась, внимательно осмотрела место сборища и, прежде чем начать, аккуратно смела остатки обгорелых веток, листвы и дымящихся угольков обратно в костер.

— Сестры, — немного театрально и как-то уж совсем по-менторски произнесла она, — у Злобы не женское лицо, но, — тут ведьма игриво улыбнулась, — женский характер. Злость, ммм… — она зажмурилась, — обожаю. Эмоциональна и способна внутренне разгонять себя, слово сказанное порождает замысел, уже выплеснутая эмоция освобождает место не спокойствию, а новой энергии, еще более сильной и злобной. Именно так мы, женщины, — ведьма поправила рукой челку, упавшую на глаза, — совершаем покупки, и точно так Эго-программа Человека, подобно умелому и опытному торговцу, понимающему натуру покупателя и раскладывающему товар правильным манером, «втягивает» его в грехопадение.

Созидание — а теперь стало очевидным, почему это порождение греха носит такое имя — «заухала» совой, отчего все полевые мыши от мала до велика, что ютились в норках окрест проклятой горы, прижали ушки и затихли до самого утра.

Едва затихло эхо будоражащей волчье нутро серенады, как поднялась со своего места третья по счету ведьма (паспортные данные: имя — Удвоение, возраст — сто двадцать один год) и ловко выдернула из метлы два прутика:

— Гнев — мужское достояние, — яростная брюнетка пренебрежительно поморщилась, — моргание перед Его Светом.

Ведьма ткнула ногтем невероятных размеров, венчавшего указательный палец, в небо:

— Злоба же — истинно женское достижение, затылок, повернутый к Лику Его.

При этих словах гнусная ухмылка перекосила кукольное личико «молодки», давно перешагнувшей столетний порог. По всей видимости, решив, что этого достаточно для сегодняшнего собрания, ведьма шагнула было на место, но, вспомнив о наглядном пособии, остановилась и со всего маху бросила выдранные прутья в костер. Языки пламени, мирно покачивающиеся доселе, казалось, только и ждали такого подарка: вытянув навстречу веточкам жаркие пальцы, они опалили их еще до погружения в свое лавобурлящее чрево.

Довольная Удвоение, ласково похлопав по длинному телу свой летательный аппарат, уселась на землю и с ожиданием повернулась к соседке.

— Осмотрительность, твой выход.

Нехотя занявшая место в центре внимания, Осмотрительность (ее медлительность объяснялась прежде всего возрастом — через пару месяцев ведьма готовилась отпраздновать свое ста семидесяти шестилетие) прокашлялась, долгое ожидание на сырой земле давало себя знать:

— Злость сушит глаз, сковывает мышцы и копит желчь, — быстро поставила она своеобразный диагноз всем злючкам на свете и зашаркала обратно.

— Коротко и ясно, — язвительно заметила Нетерпение. — Всем бы так.

— Прикуси язычок, — рявкнула с противоположной стороны круга девица с фиолетовыми волосами. — А ты, Сила (так именовалась очередная брюнетка, прекрасное создание двухсот двадцати девяти лет от роду), вставай к костру.

Сила резко, соответствуя своему имени, поднялась с места: пламя гудящей волной взметнулось вверх, словно на угли плеснули невидимого и неведомого топлива. Вдох восхищения пробежал в кругу собравшихся. Ведьма, довольная произведенным эффектом, улыбнулась:

— Злость женского рода, ибо семя ее взращено рукой женщины и полито ее же слезой.

Участницы Шабаша дружно захлопали, но Сила остановила аплодисменты резким жестом:

— Но слезой не обиды или отчаяния, а презрения к слабости противоположного пола.

Дикий, безумный, разносящийся по всей округе хохот изрыгнула Лысая Гора, и искры, поднятые неистовым ветром, понеслись к самым дальним пределам Млечного Пути, удерживая на своих раскаленных плечах остатки непонятных тамошним мирам эмоций.

Сила щелкнула пальцами, пламя сникло, ведьмы успокоились, и взоры их обратились к следующей «докладчице».

— Ну, подруга, смелее, — кивнула Сила соседке, блондинке из клана русалок.

Вновь чуть отодвинемся от костра, дабы сообщить по секрету подглядывающей из-за искры душе, что с кряхтением вошедшую в круг ведьму величают Слабость и биологический возраст ее измеряется двумя столетиями, плюс восемьдесят лет и еще три года.

— Энергия Злобы, — еле слышно начала Слабость, заигрывая при этом розовой ладонью с ластящимися к ней языками пламени, — как низковибрирующая молотилка, «выколачивает» Тело Света (потенциал Искры Божьей) в труху, — ведьма хохотнула и задорно хлопнула ладонью по пламени, которое, в ужасе отпрянув, разлетелось на горячие хлопья. — Ошметки эти оседают на органах Человека и, по прибытии грешника в тонкие планы, сгорают, но не в Аду, а просто возвращаясь в свое исходное агрегатное состояние, склеиваясь обратно.

— Все возвращается на круги своя, — радостно проворковала Нетерпение, на которую тут же зашикали остальные. Слабость театрально выполнила реверанс и, схватившись за бок, охая и ахая, вернулась на место.

«Фиолетовая» ведьма, оговоримся сразу, самая старшая здесь (возраст — шестьсот шестьдесят шесть лет, имя — Раздвоение), кивком головы поблагодарила выступавшую и обернулась к следующей «докладчице»:

— Баланс, тебе слово.

Рыжая ведьма трехсот тридцати семи лет от роду, ловко приподнявшись на одной ноге, взяла в руки метлу и, как заправский канатоходец, расположив ее горизонтально, «по струнке» двинулась в центр Круга, пламя костра при этом раздвоилось змеиным языком, абсолютно симметрично.

— Черти, что поджаривают грешников в их человеческом понимании, всего лишь энергетические копии мыслей завершивших земной путь душ. Людям следует задуматься, отчего они (мысли-черти) имеют столь устрашающий вид. Я подскажу: жаровни адские — собственные, погрязшие во грехе тела, а огонь нестерпимый — процесс восстановления Тела Света, как и сказала Слабость, из изнасилованного Человеком в Божеский вид.

Баланс развернулась на пятках к костру спиной и по невидимой «ниточке», сохраняя метлу в горизонтальном положении, вернулась обратно.

Не дожидаясь приглашения, следующая за выступившей рванулась к потрескивающему, как старый деревянный мост под весом марширующих по нему легионов, огню: ведьма-брюнетка с уложенными в виде остроконечного шпиля волосами (а как же иначе, ведь Шабаш встречал «молодицу» в триста девяносто один год, нареченную Жалом). Экстравагантная участница Шабаша обвела присутствующих коллег немигающим взором и выдала короткую и резкую фразу, будто бы ужалила начинающих поклевывать носами «ровесниц»:

— В каждом грехе душа может достигнуть «пика», и если победивший людские пороки Иисус взошел на Голгофу, то, к примеру, мы, существа злобные, возносимся на Лысую Гору.

— Это что же, «ведьмина Голгофа»? — искренне удивилась «юная» Нетерпение.

— Ага, — отозвалась уже со своего места Жало, — только перевернутая.

— Лысая Гора, — повысила голос «фиолетовая» ведьма, — не место для философствований, впрочем, как и Голгофа. Рассвет с его глашатаями, крикливыми петухами — да выпадут у них все перья, и забьется зоб, — близок. Слово Змее.

Ведьма-блондинка, извиваясь, как рептилия, «выползла» в центр круга.

— Меня научишь? — выкрикнула Нетерпение, восхищенная подобной пластикой, но «фиолетовая ведущая» цокнула языком и к устам «юной» ведьмочки намертво приклеился осиновый лист.

Змея низким грудным голосом, который так возбуждает легковерных мужчин и страшит пугливых детей, прошипела:

— Лысая оттого, что Злоба,