Второй съезд Союза горцев Северного Кавказа и Дагестана

Второй съезд Союза горцев Северного Кавказа и Дагестана во Владикавказе 21 сентября 1917 года должен был стать своего рода продолжением того, что происходило в Анди в 20-х числах августа 1917 года, поскольку не все были согласны считать августовский съезд Вторым съездом Союза горцев Северного Кавказа[181].

Делегатам едва хватило времени, чтобы добраться до Владикавказа после съезда в Анди. Состав участников также изменился. К примеру, делегация от Чечни пополнилась новыми лицами, которые должны были представлять интересы влиятельного на тот момент чеченского суфийского шейха А. Митаева. Его представителями были определены два делегата из числа жителей села Автуры: Бислан Вагабов и Нуни Абдул Каримов[182]. Именно этим объясняется отсутствие на столь важном съезде такой фигуры, как шейх Али Митаев.

Делегатам съезда была предложена немного иная повестка дня, несмотря на то что в Анди не был рассмотрен ни один из восьми пунктов, вынесенных на обсуждение. На этот раз предполагалось рассмотреть уже 12 вопросов, в том числе аграрный вопрос, о создании советов крестьянских депутатов, лесное дело[183]. Новым был и вопрос о включении в состав Горской республики Абхазии — тем самым в нее вошла бы часть Закавказья. Было решено пересмотреть конституцию, принятую на Первом майском съезде. После подачи заявления представителями абхазской делегации было решено изменить название на ЦК Союза объединенных горцев Северного Кавказа, Дагестана и Абхазии[184].

Ситуация накануне съезда быстро развивалась в сторону рассредоточения центральной власти, через многочисленные Советы на местах, что было проявлением признаков кризиса власти в целом по всей стране. ЦК Союза горцев не смог занять достойное место в обществе. Все его внимание было нацелено на предотвращение всевозможных конфликтов в столь пестрой по своему составу Горской республике. Выжидательная позиция в отношении возможного созыва Учредительного собрания была также ошибочным решением и влекла за собой потерю времени. Но подобное было характерно практически для всех регионов на пространстве распавшейся Российской империи.

На фоне казачье-горского противостояния появился и очаг недопонимания с Закавказским революционным комитетом во главе с Евгением Гегечкори[185]. Временный Кавказский ревком без учета мнения северокавказских политиков принял одностороннее решение о включении в зону своих интересов всего Северного Кавказа. В ответе Г. Баммата, занимавшего на тот момент пост председателя Тифлисского мусульманского комитета, указывалось на недопустимость объединения двух частей Кавказа в силу нереальности создания единого пространства Закавказья и Северного Кавказа. На Северном Кавказе считали достоянием Февральской революции децентрализацию власти и вывод ее из административного подчинения Тифлису. Лидеры Южного Кавказа продолжали считать центром Кавказа Тифлис.

Передислокация частей Кавказского туземного корпуса в районы Горской республики могла бы стать гарантом и силой правительства горцев, найди они возможность с первых же минут задействовать их в качестве своих подразделений[186].

Съезд во Владикавказе начался с многочисленных пленарных заседаний, на которых чаще всего говорилось об анархии в области и об обострении отношений горцев с казаками. Хотя все выступающие призывали к дружбе и братству, на самом деле линия отчуждения между горцами и казаками становилась все отчетливее[187]. Неудивительно, что даже в период съезда особое место уделялось столкновениям казаков и горцев. Председателю ЦК А.-М. Чермоеву пришлось объяснить, что все это можно предотвратить только при наличии власти на местах, а этого пока недоставало. Для того чтобы в будущем предотвратить такого рода случаи, предлагалось использовать части бывшей Дикой дивизии как силы, подчиненные ЦК Союза объединенных горцев[188]. Насколько это было серьезно, показывает тот факт, что председатель ЦК и одновременно председатель съезда А.-М. Чермоев был вынужден в спешном порядке посетить Хасавюрт, где начались столкновения горцев близлежащих чеченских сел и солдат, расквартированных в городе[189]. Вообще в течение всего периода от распада Российской империи до установления советской власти на Северном Кавказе, как правильно замечает П. Полян, остро стоял вопрос отношений чеченцев и ингушей с казаками: «Каковы бы ни были главные акторы Гражданской войны на Северном Кавказе — Терско-Казачье ли правительство Г. Бичерахова, Горское ли правительство Т. Чермоева — П. Коцева, Красная ли или Белая армия, или даже эмират Узуна-Хаджи, вайнахскоказачье противостояние неизменно считалось одной из главных пружин Гражданской войны в Терской области».

То, что этот вопрос всегда оставался в центре внимания политиков тех времен, связано с тем, что если брать границы нынешнего Северного Кавказа, то три четверти всех казаков России приходилось на Северный Кавказ, из 13 казачьих войск три находились здесь, в том числе самое большое — Донское[190]. И их расселение на землях горцев не могло не вызвать обратной реакции, то есть попыток вытеснения казаков с земель горцев.

Незаслуженно обойден вниманием исследователей и факт изменения Конституции Союза горцев. Второй съезд постановил, что Союз горцев является автономной частью России, и это решение оставалось в силе до созыва Учредительного собрания. Организаторы пытались держаться в рамках умеренной политики[191] и не идти на конфликт с Временным правительством в надежде, что их автономия будет признана Учредительным собранием. С докладом по вопросам федерации и автономии выступил даргинец Башир Далгат, который обосновал необходимость более широкой автономии для горцев Северного Кавказа. Это требование было, по его мнению, созвучно с планами Временного правительства, которое не препятствовало любой форме автономии в рамках России[192]. Лидеры мусульманской партии (А. Цаликов и Г. Баммат) считали автономию для мусульманских районов приоритетным делом[193].

Видимо, здесь стоит учесть изменение настроений среди горской политической элиты, которое стало заметнее на фоне событий на окраинах Российской империи: в Финляндии и в Польше. К примеру, уже летом сейм Финляндии в одностороннем порядке провозгласил свою независимость от России; окончательно она была признана большевиками полгода спустя. Временное правительство шло навстречу и полякам в создании Польского государства. Поэтому по мере поступления информации о процессах, происходящих на территории бывшей империи, горцы стали ориентироваться на большую автономию в составе России, чтобы не упустить возможность объявить о полной независимости.

Не менее остро перед депутатами стоял и вопрос о разбое. В крае без четко выраженной власти на местах наметился рост числе разбоев на дорогах и нападений на населенные пункты. По предложению А.-М. Чермоева съезд избрал Особую комиссию для выработки мер борьбы с грабежами. Делегаты констатировали, что дальнейшие попытки