уехали за границу. Совдеп был мягкотельный и миндальничал с буржуазией, наложенную контрибуцию в 2 миллиона руб. буржуазия не платила, не было принято решительных мер к взысканию, а между тем средств у Совдепа не было. Мы предложили Совдепу не миндальничать, а начать немедленно взыскания путем обысков, арестов буржуазии и взялись сами за это дело. В один вечер, ночь на 50 % контрибуции было взыскано. У кого находили деньги, немедленно конфисковали, а кто заранее спрятал, арестовывали, и назавтра их же жены приносили десятками и сотнями тысяч в Совдеп, после чего освобождали арестованных. Мы контрибуцию в течение 2–3 ночей собрали полностью. У Совдепа поднялся авторитет, и при нашем нажиме появилась решительность в действиях, как власти города…»

Однако матросское беззаконие вызвало незамедлительную ответную реакцию. Возглавивший вскоре антисоветский мятеж в горном Алтае и на Чуйском тракте штабс-капитан Д.В, Сатунин, без всяких допросов, немедленно вешал всех встречных матросов (даже бывших!), полагая, что если человек – матрос, хоть и бывший, значит непременно – большевик.

Из воспоминаний матроса В.Г. Курьянова: «Как только мы уехали из Бийска (В.Г. Куприянов с частью матросов выехал в Москву с грузом мяса – В.Ш.), буржуазия подняла голову, выступила открыто и убили тов. Фомченко в отсутствии нас. Мы очень жалели, что не было нас в это время, когда буржуазия избивала камнями совдепщиков за их мягкотелость к самой буржуазии…»

Из воспоминаний крестьянина горноалтайского села Новая Барда (ныне село Луговое) Е.Г. Ласкина: «Помню, как вешали флотского моряка. Он крикнул палачам: «Вам-то же самое будет!» В Карабинке вешали балтийца Гавриила Федорова – мужа легендарной «Страшной Марии» (Чижовой), которая позже мстила за его смерть».

Что касается матросов-дальневосточников, то они в своем большинстве, были все же менее радикальны, чем балтийцы и черноморцы. При этом в конце 1917 и в начале 1918 года их авторитет был весьма высок. Так именно матросы составляли большинство дальневосточной делегации на 2-м Всероссийском съезде Советов.

Роль матросов при провозглашении 3-м краевым съездом Советов в Хабаровске Советской власти на Дальнем Востоке 14 декабря весьма напоминала ход Октябрьского восстания в Петрограде. Именно матросы Амурской флотилии охраняли съезд, а накануне него, в авангарде других отрядов, заняли госбанк, почту, телеграф, телефон. Была приведена в готовность и своя «Аврора»– башенная канонерская лодка «Смерч». Не обошлось и без левых эксцессов. Так, матросы расстреляли провозгласившего личный нейтралитет и отказавшегося возглавить сухопутный отряд мичмана Шифрина.

Во Владивостоке моряки Сибирской флотилии, сыграв решающую роль в установлении советской власти в городе, затем часто выезжали в другие места края для подавления выступлений контрреволюционных элементов. Но здесь в период советизации сильно сказывался «флотский фактор» противоположного политического направления. В зиму 1918 года во Владивостоке один за другим появлялись японские, американские и английские корабли. Эти заходы имели в основном целью обеспечить влияние своих стран, провозглашались как дружественные. Однако они зримо демонстрировали призрак возможной интервенции, и это остужало левые страсти. Соответственно наряду с внутренним экспортом советизации здесь упор делался на «внешний экспорт». Делались попытки «революционизировать иностранных моряков на берегу и во время иногда практиковавшихся экскурсий для населения на корабли. Особенно это касалось американцев, в среде которых в данный период существовали крайние взгляды на характер Октябрьской революции; наряду с полным неприятием свободы в советском варианте попытки примерить ее к менталитету статуи Свободы. Все это в полной мере сказалось во время специально снаряженного Владивостокским Советом военного транспорта «Шилки» в американский порт Сиэтл в декабре 1917 года, имевшего на борту революционные листовки и пропагандистскую литературу революционный актив на основе известной своим анархизмом «Печенги». Ошарашенные поначалу американские власти все-таки допустили визит, время которого, в основном, прошло во встречах известной американской левой организацией «Индустриальные рабочие мира». От нее «Шилка» привезла Приветствие Ленину, широко распечатанное дальневосточными газетами. Это привело к знаменитому письму Ленина к американским рабочим, «эпитеты» из которого в адрес “американских империалистов” широко потом использовались в годы «холодной войны».

Однако «розовая» революционная обстановка всегда чревата гражданской войной по мере того как обнаруживается противоположность политических интересов. Отношения с иностранными моряками быстро стали начали перерастать во враждебные. Стало политически определяться казачество по отношению к Октябрю. В январе 1918 года отряд атамана Г.М. Семенова на станции Манчжурия расстрелял вместе с членами местного Совета комиссара по военно-морским делам на Дальнем Востоке Кудряшова. Большое влияние на проявления левого экстремизма у дальневосточных тихоокеанских моряков и на развитие гражданской войны в Приморье оказали события на отряде кораблей в составе вспомогательного крейсера «Орел» и двух миноносцев, отправившихся с прибывшими из Петрограда гардемаринами в учебное плаванье 12 ноября 1917 года. Под влиянием сообщений из Центра в отряде в ускоренном варианте происходил процесс политической конфронтации. Когда отряд прибыл 16 ноября в Нагасаки и там узнал подробности об октябрьских событиях, его личный состав начал делиться на два враждебных лагеря. Отрядный комитет, стремясь приобщиться к революции, арестовал за монархическую болтовню в ресторане несколько офицеров и гардемарин. Те, чувствуя, куда идет дело, пока не поздно, была возможность бежали. Матросы, не без оснований, обвинили в этом командование. В обстановке, когда вести из Петрограда, через письма, встречные купеческие суда и другие каналы, говорили об укреплении Советской власти, матросы перешли к угрозам и к жестокому моральному давлению на офицеров. На команде «Орла» сказывалось, может быть, стремление оправдаться за свое участие в подавлении полка мятежа сипаев в Сингапуре в 1915 года. Команды миноносцев как всегда искали возможность переплюнуть большой корабль, в данном случае – ультрареволюционности. В результате дисциплина едва поддерживалась только комитетами, вахты почти все неслись только гардемаринами, пошло повальное пьянство, закономерно в одно время с пьяными погромами в Петрограде, корабельные помещения пришли в полное запустение. О занятиях гардемарин не могло быть и речи. Но при этом все церемонии, требуемые морским уставом в отношении иностранцев, да и своих офицеров при этом, внешне проделывались. При прибытии, согласно первоначального плана, в Гонконг в середине декабря английские власти встретили отряд в значительной степени как взбунтовавшийся. Перед офицерами вопрос выживания стал ребром. Либо и дальше сливаться с матросской демократией, терпя при этом неизбежные оскорбления, только теперь уже на глазах союзников. Либо пойти на какое-то соглашение с англичанами против матросов.

Что касается матросов, то в ответ они угрожали самосудом офицерским семьям. Офицеры, опираясь на английскую силу, стали наводить дисциплину, запрещать собрания и т. п. Но для матросов подчинение командованию и англичанам означало отказ от революции и Родины, и они уже не боялись вооруженной борьбы, Таким образом, моряки, выходившие из Владивостока сравнительно