Покраснел Бориска:

– Добрая, должно, очень. И красивая…

Снова окунулись Вася Тупик и Бориска в небывалое московское многолюдье. Молча пробивался Бориска сквозь толчею. Одолевали его трудные вопросы и горькие сомнения. Когда выбрались наконец из толпы, спросил-подумал вслух:

– Неужто вороги надеются подойти к Москве?

– Конечно! – ответствовал Вася. – Слабее стала Орда, чем при первых ханах. Мы окрепли. Однако силы татар безбожных велики. И последнее слово с Ордой – еще впереди. Кто знает, на нас, собравшихся здесь, падет его вымолвить, а может, доведется сказать нашим детям али внукам.

Обуреваемый тайными мыслями и опасениями, продолжал свое Бориска:

– И Москву могут взять и пограбить? При ограде такой? – указал на белоснежные кремлевские стены.

– Крепости ли, парень, защищают град? Люди! Спрашиваешь: могут ли Москву взять и пограбить? Могут! Да не должны. Мы с тобой на то поставлены. Глянь-ка, какие тыщи народу привалили! И сколь среди них тех, кто отроду не держал в руках копья. Разумеют ли, что многим суждено сложить свои кости в грядущем сражении? Вполне! А идут.

Дивилась Москва и самые древние ее жители, столетние старики, могучему людскому наплыву. Впервой случалось такое. И рождало надежду: может, и впрямь одолима жестокосердная, алчная и хищная Орда? Может, побивши на реке Воже мурзу Бегича, удастся остановить и самого Мамая, грозного золотоордынского правителя?

Великокняжеский двор полон пешими и конными людьми. На свежих конях гонцы спешно скачут со двора. На взмыленных – возвращаются.

Торопит бояр и воевод великий князь московский Дмитрий Иванович. На совете, который собирал часто, молвил:

– Три меча, три топора занесены над нашими землями и жизнями. Один – Мамаев. Другой – Ягайлы, великого князя литовского. Третий – горько сказать – Олега рязанского, в ком течет русская кровь. Каждый из тех мечей опасен. Тяжко давались битвы с литовскими князьями. Трудно – с Олегом. Про Орду что толковать. Ежели три разом обрушатся – пропадем. Поэтому наша возможная победа в быстроте и внезапности. Не ждать, лежа на печи, когда враги соединят силы и двинутся на Русь. Опередить их. Сыскать место, удобное для боя. Первыми ударить по самому главному и опасному врагу – Мамаю с его Ордой. Его разобьем – другие, глядишь, призадумаются.

– А может, прежде по тем, что слабее Мамая? По Ягайле да Олегу? – предложил кто-то.

– Нет, – решительно тряхнул головой князь Дмитрий, – и у них воины крепкие. Токмо растеряем свои силы. Надобно бить прежде Мамая с его полчищами. И одного! Покуда не подоспели Ягайло с Олегом!

Так и решили тогда.

Ныне шли последние сборы.

Еще прежде великий московский князь разослал по русским землям гонцов с грамотами. Просил быть готовыми на войну против царя Мамая с его войском, соединиться в Коломне в Успеньев пост*.

Бориска ждал с волнением, когда приспеет срок отправляться к Найдёну-броннику.

Время, впрочем, использовал с толком. Вася Тупик с иными небывальцами учил его бою. От сабли и копья обороняться, от топора, а также как самому биться-нападать, чтобы сразить врага. Бориска заработал шишек и синяков довольно. Однако и сам зазевавшегося учителя «порадовал» тупым концом копья, спасибо, не в глаз – в лоб.

Назначенным днем, рано утром, Бориска потащил Васю Тупика к Найдёну-броннику. Встретили их как гостей. Найдёнова жена, румяная, толстая и веселая, низко поклонилась:

– Пожалуйста, откушать прежде!

Найдён усмехнулся:

– Погоди, Наталья. Ему кусок поперек горла станет, коли не потешится доспехами.

Зашелестела, позвякивая в руках бронника, кольчужная рубаха.

– Примеряй, парень!

Опытен был глаз у Найдёна. Ладно обняла Бориску сладкой тяжестью кольчуга.

– Новую за два дня разве скуешь? Переделал старую. Со шлемом тоже повозился. Меряй!

И шлем пришелся в самую пору.

– Ну, – сказал Найдён, – теперь берегись, Мамай! Худо тебе придется!

Засмеялись все. И Бориска тоже. И Марфушка.

– Благодари мастера! – велел Вася Тупик.

– Я при чем? – возразил Найдён. – Ее вон! – указал на дочь.

Растерялся Бориска. Что говорить мастеру – понятно. А тут?

– Да ладно! – махнула рукой Марфушка. И отвернулась.

За столом побыли самую малость, более для порядка. Спешили.

Перед уходом заговорил Вася Тупик о цене доспехов. Найдён ответил:

– Подарком будет – на счастье!

Бориске страсть как хотелось перемолвиться словом с румяной черноглазой Марфушкой. Бочком, будто шлем разглядывал, придвинулся поближе. И она к Бориске шагнула. Будто и ей шлем поглядеть любопытно.

Прошептала тихонечко Марфушка:

– Ворочайся живым. Буду ждать!

Ткнулась неловко губами в Борискину щеку, поцеловала. И стрекача – в избу.

Обратно шел Бориска – под собой не чуял ног. Что Вася Тупик говорил – не слышал. Думал: «Обязательно вернусь, Марфушка! Дай только побьем злодеев ордынцев!»

В тот же день Бориске выпало удивительное и памятное знакомство.

Когда он расстался с Васей Тупиком, у коего были свои важные дела, то направился к родному дому, где случался теперь редким гостем: все время ел, пил с людьми Родиона Ржевского, с ними и ночевал. Борискиному пути должно было лежать в стороне от великокняжеского подворья, однако хотелось Бориске покрасоваться перед товарищами и дружками в воинском облачении. Оттого, сделавши изрядный крюк, оказался прежде подле хором московского князя.

Шествовал чинно и с достоинством. Кольчужная рубаха позвякивает. Остроконечный шлем голову тяжелит. Сверстники на Бориску пялятся с завистью. Провожают жадными глазами. Написано в тех глазах: везет людям! Взрослые и те посматривают с любопытством и уважением: зря, дескать, мальца так не оденут. Должно, заслужил!

Кабы одни дружки-приятели были у Бориски на великокняжеском подворье. Хватало и недругов. Особо после ездки в Орду за «языком» с Родионом Ржевским. Более всех злобился Вострец. Одних лет с Бориской. Но роду знатного. Приставлен слугой-отроком к великому князю. Дмитрий Иванович шуткой пригрозил тогда:

– Берегись, Вострец! Лениться будешь – возьму вместо тебя Родионова малого…