И ещё надо учитывать, что в соревновательный бой студентам-первокурсникам можно будет взять всего пятнадцать исписанных рунами пергаментов. Преподавательский состав решил, что это оптимальное количество пергаментов, а то неопытные первокурсники запутаются в заклятиях и получится не магическая дуэль, а конфуз. В то же время студент мог взять в бой пятнадцать копий одного и того же заклятия. Главное, чтобы количество пергаментов не превышало максимально допустимое значение. Так что существовало преизрядное количество разных комбинаций заклятий. К тому же, к каждому бою можно было подготовиться по разному, ведь и противники будут разные. Это разрешалось правилами.

Ладно, что-то я отвлёкся. Надо испытать ещё два атакующих заклятия. Первое называлось «Стрела мрака» и выглядело оно крайне банально. Просто как сотканная из тьмы полуметровая стрела. Она была довольно скоростной, даже имея самый большой заряд магической энергии. За это я её и выбрал. А вот последнее из оставшихся заклятий называлось «Область смерти». Оно вызывало стелящийся над землёй туман, который захватывал довольно большой объём пространства. Когда я использовал самое сильное заклятие «Область смерти», туман заполнил треть зала, а это, на минуточку, семьдесят пять метров кубических, учитывая, что от пола до потолка три метра. Убивал же туман совсем не банальным способом. Он через носоглотку проникал в лёгкие жертвы и выдавливал оттуда воздух. Поэтому несчастный, вдохнувший такой туман, мучительно умирал от удушья. Но если маг успевал накинуть на себя защиту, то туман уже не мог проникнуть в носоглотку. В этом случае он начинал потихоньку разъедает защиту… очень потихоньку. Маг мог полностью лишиться магической защиты лишь за пару-тройку минут, а за такую прорву времени легко можно покинуть накрытую туманом область. Но я выбрал «Область смерти» не за боевые характеристики, а из-за того, что туман мог послужить чем-то вроде дымовой завесы. Мне точно пригодится это заклятие, жопой чую.

Пока же я вытер вспотевший за время тренировки лоб, помассировал побаливающее солнечное сплетение и услышал своё имя, донёсшееся из коридора. Всё, время вышло. Пора освобождать зал. Мою грудь покинул грустный вздох. Хотелось бы ещё позаниматься. Но всё же я покинул помещение. Пересёк наполовину опустевший холл и вышел на улицу. Тут уже царили лёгкие сумерки, предвещающие скорый приход вечера. М-да, плодотворный сегодня выдался денёк. И с этой мыслью в голове я притопал в общагу, где встретил Алёшку, который поджидал меня на первом этаже.

Он сразу же схватил меня за руку и увлёк в безлюдный уголок. Тут он взволнованно выдохнул, сверкая глазёнками:

— Беда, Иван, беда!

— Вы сговорились, что ли?! — непроизвольно ахнул я, выгнув брови.

— Сговорились? О чём ты? — протараторил он и следом с праведным гневом в голосе добавил: — Владелец печатного станка отказался со мной работать! Мне теперь газету не на чем печатать! Я хотел договориться с хозяином другого станка, так и тот уже получил крупный государственный заказ. Все словно с ума посходили! Печатают и печатают свои газетёнки, в которых Корсакова нахваливают со всех сторон, — шёпотом закончил братец, украдкой поглядывая по сторонам, будто боялся, что нас могут подслушать, хотя мы стояли в полном одиночестве.

— Массированная пропаганда, — задумчиво пробормотал я, почесав щеку. — Логично.

— Что логично? Что?! — всплеснул руками Лёха, брызжа слюной не хуже разозлённого верблюда. — Чем мне теперь заниматься?! Я не хочу обратно в нищету. Ты же сам видел с какими бабами я до этого встречался! От них же холеру можно подхватить!

— Да, я хорошо запомнил одну. Сущий кошмар, — поддакнул я и вздрогнул, вспомнив ту мадам с рыхлыми бёдрами.

— Вот-вот. А какие крысы жили рядом с моей предыдущей берлогой? Они же были больше иной собаки и охотились на кошек, — продолжал тараторить братец, сокрушённо качая головой.

— Ладно, хватить причитать. Возьми себя в руки. Придумаем мы что-нибудь, — утешил я его.

— Что? — с надеждой выдохнул он и замер в ожидании моих гениальных бизнес-идей.

Я призадумался, почесал затылок, глянул на щегольские усики Лёхи и стал перечислять первое, что пришло на ум:

— Можно открыть магазин, ломбард, ночной клуб… — тут я осёкся и задумчиво промычал себе под нос: — Хотя рано ещё для ночных клубов, а вот для кабаре — в самый раз. По-моему, в России они как раз появились в эти годы.

— Чего ты мямлишь? — не понял братец и вопросительно заломил бровь.

— Есть у меня одна идейка. И она, скорее всего, тебе понравится, — проговорил я, зная слабость Алёшки к прекрасному полу. — Кабаре. Ты откроешь кабаре.

— Кабаре? Это ещё что такое? Небось, что-то заграничное? — фыркнул братец и подозрительно сощурился, словно я предлагал ему продать Родину.

— Кабаре — это небольшое увеселительное заведение, где под весёлую музыку на сцене танцуют весьма фривольно одетые девушки с аппетитными формами. В зале же за маленькими столиками сидят мужчины и попивают алкоголь, который тут же продаётся втридорога. И ещё надо будет за вход заплатить.

— Боже мой… — вытаращил глаза брат, словно на него снизошло просветление. — Как я сам до этого не додумался? Это же мой Рай, который я вижу во снах с шестнадцати лет!

— Только в этом заведении не должно быть никакого интима, а публику стоит пускать лишь культурную, обеспеченную и не драчливую, — предупредил я его.

— Ага, ага, — послушно закивал доморощенный бизнесмен, а затем его глаза замылились раздумьем, и он стал прикидывать: — Так, мне понадобится помещение недалеко от центра города, повар, танцовщицы, пианист, вышибалы… Певец? Можно и певца.

— Гляжу, ты уловил суть, — похвалил я его, похлопал по хилому плечу и добавил: — Ладно, мне идти надо. Ежели будут вопросы — телефонируй.

— Уже есть один вопрос. Денег одолжишь? — бросил Алёшка и растянул губы в заискивающей улыбке.

— Ну, могу, если в долю возьмёшь, — ответил я, памятуя, что в банке лежат шесть тысяч рублей, кои мне после вручения ордена перевело государство.

— Отлично, — обрадовался Лёха и крепко пожал мою руку. — Я тогда в ближайшие дни телефонирую тебе, когда всё подсчитаю: аренду, плату за работу, рекламу…

— Договорились.

На этом мы попрощались и каждый пошёл своей дорогой. Точнее — я пошёл, а вот Лёха — пулей выметнулся из общаги, едва не потеряв шапку, которую чуть-чуть не сдул встречный ветер. Комендантша удивлённо глянула ему вслед, а я стал подниматься по лестнице, скользя рукой по недавно окрашенным перилам. Мимо меня шастали немногочисленные студенты, которые не забывали любезно здороваться со мной. А уже на моём этаже, где располагалась наша с Шуриком комната, я увидел прелюбопытную картину. Бывшая невеста Хрюна, она же Елизавета и Голубоглазка, сидела на небольшой скамеечке, тяжело вздыхала, теребила платочек и грустно-грустно смотрела за окно, словно решала: повеситься сейчас или в полночь, чтобы было трагичнее?

На моих глазах к ней подошёл какой-то студент и поинтересовался, не может ли он ей чем-то помочь? Девица довольно резко отказалась от его помощи. И при этом она скользнула по мне быстрым взглядом. Хм… любопытно.