Шли дни, становилось ясно, что Андрей очарован Полем. Он явно не замечал некоторых особенностей поведения Поля, который временами вел себя странновато, – зато я видела все. Например, мне казалось, что он, в общем-то, трусоват. В день приезда он категорически отказался лезть с Андреем на крышу дома и потом тоже все время отказывался. И на мою радость, это запретное удовольствие делили только мы с Андреем.

Поль был единственным ребенком, и свою мать он обожал. Рассказывал про нее захватывающие истории: много разных важных особ предлагали ей руку и сердце, но она предпочла целиком посвятить себя сыну и великим делам. В Испании она играла важную роль в обороне Барселоны от франкистов. Сам Поль нес красный флаг во время огромной антифашистской манифестации на Елисейских Полях в Париже. Он показал нам красный платок, который повязал себе в тот день на форменную рубашку цвета хаки и выглядел очень по-военному.

Поль Риттони был крупнее меня и Андрея, но из-за полноты выглядел как-то по-детски. Это был симпатичный голубоглазый мальчик, чем-то напоминавший Муссолини, по крайней мере, мне так казалось: нос у него был прямой, а нижняя челюсть хорошо развита. Тогда я этого не знала, но совсем скоро, буквально через несколько месяцев, такие черты будут очень цениться – как у белокурых, сильных и здоровых арийцев.

Бабушка и Клара Риттони приехали в Сен-Дени в середине мая, незадолго до того, как надежда на то, что французы устоят под натиском немецких танковых дивизий, испарилась окончательно. Так начались наши странные бесконечные олеронские каникулы. Моя мама и тетки были счастливы, что их мать снова с ними, и приняли Клару как лучшего друга. Как и из любого путешествия, бабушка привезла всем подарки (мы с Андреем получили “Трех мушкетеров” Александра Дюма). Но также привезла она и новости – они виделись с моим отцом накануне ее отъезда из Парижа: в июле его должны были призвать во французскую армию.

Делегация молодых Чернушек опять отправилась к мадемуазель Шарль. Теперь нас действительно стало много – пять женщин и шестеро детей под одной крышей. События во Франции приняли трагический оборот, а наша домовладелица была патриоткой – говорили, что ее жених погиб под Верденом. Даже без обсуждения со своим духовником она согласилась открыть гостиную дома Ардебер для бабушки и Клары.

Полю, мне и Андрею поручили перенести в безопасное место к мадемуазель Шарль несколько причудливых ваз, круглых столиков на одной ножке и пыльных гобеленов. Мне было грустно видеть, как они исчезают. Пользы от них никакой не было, но с ними гостиная выглядела как дворец из “Трех мушкетеров”. Потом надо было помочь устроиться бабушке и Кларе. Мы набрали цветов и расставили их в вазы, оставшиеся на камине. Кровати застелили парусиновыми простынями, которыми снабдила нас мадемуазель Шарль. Чемоданы разобрали.

Большая гостиная дома Ардебер была великолепна. Она была достаточно большой, чтобы там поместились две большие кровати из красного дерева, похожие на огромные корабли, и два шкафа, стоявшие друг напротив друга. Один из них – старинный, зеркальный – был единственным местом в доме, где можно было увидеть себя во весь рост. Мне нравилось в него смотреться, особенно когда мое отражение появлялось на фоне розовых цветущих гроздьев и зеленых листьев – в саду за окном зацвел каштан. А если одновременно медленно открыть обе дверцы, то комнату наполняли стайки солнечных зайчиков, кружившихся по комнате в веселой суматохе.

Второй шкаф – массивное сооружение XVIII века из дорогого светлого дерева с резными скульптурами – наша хозяйка наказала держать запертым. И сам шкаф, и его содержимое были настолько ценными, что ее кузен-доктор, отбывая в Африку, забрал ключ от него с собой. Мадемуазель Шарль не сказала, что там лежит, может быть, она и сама этого не знала. Величественное присутствие этого шкафа мы приняли как данность, даже не подозревая, какую опасность он в себе таит.

Я проводила много времени в гостиной у бабушки и Клары, тихонько сидела, пока они болтали, одеваясь и накладывая макияж. Они обсуждали своих парижских друзей и жизнь в “счастливой маленькой коммуне”. В противоположность нашему деревенскому виду Клара выглядела особенно изысканно: тщательно уложенные светлые волосы, белые руки с ухоженными ногтями, покрытыми бледно-розовым лаком. Она относилась ко мне с нежностью – часто сажала к себе на колени и называла “моя дорогая”.

Клара рассказывала нам о том, что с ней было во время осады Барселоны, о том, как она ухаживала за ранеными на поле боя. Однажды она достала из зеркального шкафа и надела наряд цвета хаки. Это был облегающий шерстяной комбинезон – форма женских вспомогательных частей армии Испанской республики. Его полагалось носить с военной пилоткой, что было Кларе очень к лицу.

За спиной у взрослых мы спорили, правда ли, что Клара натуральная блондинка или она осветлила волосы. Андрей, которому всегда было нужно знать правду, утверждал, что такие сияющие волосы, конечно же, обесцвечены. Услышав это, Поль вспыхнул. Это неправда, его мама настоящая блондинка! Обидчивость Поля показалась нам глупой – кому интересно, осветлила она волосы или нет? Главное – что она блистательно красива! Поль объяснил, что его мама не настоящая итальянка – она из Триеста и по происхождению австрийка, что объясняет светлый цвет ее волос.

До войны наша семья с Кларой была едва знакома. Она была протеже семьи Модильяни[26], влиятельного итальянского клана социалистов, с которым бабушка была знакома еще до революции 1917 года. Из разговоров взрослых я поняла, что Клара была замужем за итальянским анархистом Веньеро Спинелли[27]. Веньеро часто приходил к нам в гости в Плесси, но без Клары. Я помню, что это был очень обаятельный молодой черноглазый бородач, он любил раскачивать детей и подбрасывать их высоко в воздух. На звучном французском с сильным итальянским акцентом он говорил об Испанской республике, речи его были поэтичны. В Испании он сражался в рядах анархистов. Однажды, когда я пыталась расспросить Клару о “ее муже Веньеро”, бабушка отозвала меня в сторонку. Как это бестактно! Бедняжка Клара разошлась с Веньеро. Они никогда и не были официально женаты – будучи анархистом, Веньеро не признавал законный брак. И вот теперь он ее бросил, оставив одну с Полем, она в отчаянии. Потому-то бабушка и делила квартиру с ней и Полем, когда началась “Странная война”.

Затем бабушка объяснила мне: если в такой маленькой деревне, как Сен-Дени, станет известно, что Клара не замужем, это может шокировать общественность. Поэтому, если меня кто-то спросит, кто муж Клары, то я должна отвечать, что мадам Риттони давно в разводе, и ничего больше не объяснять. То же самое бабушка сказала Андрею, но мы, договорившись без слов, решили никогда не поднимать эту тему.