зато недавно он смотрел кинофильм «Ватерлоо», который ему страшно понравился.

Ветуца между тем рассказывала про Куликовскую битву. Алергуш же думал, каким должен быть генерал, чтоб победить всех противников. Такой, каким был Кутузов! Или как Веллингтон. Нет, скорей всего, таким, как фельдмаршал Кутузов, потому что этому самому Веллингтону всыпали б, не подоспей ему вовремя подмога!

Очень хотелось Алергушу поделиться с Нелли Викторовной впечатлениями об историческом фильме «Ватерлоо», потому что на каком же ещё уроке говорить про это, если не на истории.

Алергушу показалось, что Ветуца Караман никогда не остановится — мелет, будто сломанная мельница. «Ну что понимает девчонка про войну? Ведь девчонке никогда не стать генералом! Уж лучше б помолчала, чем тарахтеть без умолку!»

Алергуш стал вертеться и ёрзать по скамье, выказывая нетерпение.

— В чём дело, Алергуш? Хочешь дополнить? — обернулась к нему Нелли Викторовна.

У молодой учительницы был мягкий и ласковый голос. Можешь сказать ей всё, что вздумается, она тебя никогда не одёрнет. Поэтому Алергуш без промедления отважно вскочил с места и азартно проговорил:

— Я смотрел кино «Ватерлоо»…

Нелли Викторовна улыбнулась уголками пухлых розовых губ.

— И я тоже смотрела, Алергуш. Но это не относится к сегодняшнему нашему уроку.

Но ученик не унимался. Ему непременно хотелось высказать всё, о чём он думал.

— Генерал Ватерлоо… То есть генерал Веллингтон, — мигом поправил себя Алергуш, — разгромил Наполеона, потому что Наполеон, значит, простудился и у него печёнки разболелись!

Тут Алергуш в недоумении разинул рот. Он не мог взять в толк, отчего весь класс расхохотался.

А Нелли Викторовна подошла к его парте, и Алергуш вдруг заметил, что её голубые, словно морская вода, глаза расширились и округлились. Учительница нахмурилась. Потом протянула руку и легко коснулась его лба. И Алергуш сразу вспомнил, что собирался отклеить апельсинную этикетку, да позабыл.

— Это ещё что такое? Что за марка?

Алергуш покраснел как рак и от стыда не знал, куда деться.

— Сейчас же ступай и смой своё «украшение»! И останься за дверью.

Мальчик страшно расстроился. Ему было стыдно перед Нелли Викторовной. Он злился на ребят, которые покатывались со смеху.

В коридоре Алергуш сердито проворчал:

— Больше никогда в жизни не стану есть апельсины с этикетками! Придумали, видите ли, приклеивать бумажку на каждый апельсин! А если б и мы тоже взялись за это дело да стали б писать адреса на всех яблоках, на всех грушах, на каждой айвушке! Сколько б нам в Молдавии этикеток потребовалось?!

Ворча себе под нос, Алергуш незаметно подошёл к двери класса. Но вместо неё он уже видел перед собой горы дынь, арбузов, груш и яблок, которые ожидают своей очереди на марку, и вот в типографии стучат станки, печатаются тысячи и миллионы марок… А в колхозах десятки тысяч женщин, вместо того чтоб доить коров или заниматься другим полезным делом, приклеивают марки на каждое яблоко, на каждую грушу, арбуз и дыню. Будто дыни и арбузы, яблоки и груши не будут такими вкусными, если не приклеить марку!

— Тьфу! Вот глупость! — почесал Алергуш затылок.

И вдруг он почувствовал несказанную радость от того, что избавился от украшения на лбу.

На перемене Алергуша окликнул Кирикэ:

— Ну, ты, Ватерлоо!

Алергуш не обиделся. Он знал, что генералы в конце концов занимают своё место в истории. Потому прозвище совсем не показалось ему оскорбительным. Алергуш поспешил узнать у Кирикэ, не вкатила ли ему Нелли Викторовна «пару» по истории или по дисциплине. Кирикэ его успокоил: учительница ничего не записала в журнал, и дневника она тоже не спросила. Так что судьба над ним сжалилась, повезло хоть на этот раз.

Впрочем, это было обычным для Нелли Викторовны. Не разбрасывалась она налево и направо плохими отметками. Точно так же и пятёрок никому не дарила случайно. Приходилось немало попотеть, прежде чем получишь хорошую отметку у учительницы истории!

Зато учительница не была и злопамятной. Бывало, поругает на уроке, даже накажет и больше никогда не вспомнит твою проделку, за которую ты был наказан. Понёс наказание — значит, нечего вспоминать старые грехи!

Обрадованный известием, которое сообщил Кирикэ, Алергуш приободрился. Но ненадолго. Пока не столкнулся с Георгицэ.

На Гицэ был толстый свитер с белыми квадратами по чёрному полю — совсем как шахматная доска. Если бы этот свитер красовался в витрине какого-нибудь магазина или принадлежал Кирикэ, Алергуш бы наверняка решил, что свитер совсем неплохой и рисунок у него вполне подходящий для ребят. О чём разговор! Носи себе шахматную доску на спине! Но откуда у этого зубрилы такой свитер? Мать связала на спицах, не иначе. Свитер принадлежал несносному «профессору», поэтому Алергуш насмешливо скривился:

— Ха-ха! Девчачий свитер!..

Большего позора представить себе невозможно. А «профессор» то ли был трусливым и боялся ввязаться в драку, как поступил бы в этом случае любой уважающий себя мальчишка, то ли был чересчур рассудительным и счёл более подходящим отделаться презрительным молчанием. Прикинувшись, будто не слышит, он прошёл, задрав нос и засунув руки в карманы.

Трудно было Алергушу стерпеть такое зазнайство. У него прямо руки чесались.

Гицэ сделал несколько шагов и стремительно обернулся, а потом стал спиной к стене и отважно ожидал нападения. Ну точно задиристый петух, готовый к бою.

— Ты почему не был на репетиции? — отрывисто спросил он Алергуша.

«Ага, вот ты о чём!» — торжествовал Алергуш и открыто поглядел на одноклассника.

— Репетиция?! Какая ещё репетиция? — возбуждённо спросил он, невольно растягивая каждое слово.

— Не прикидывайся дурачком! «Какая ещё репетиция»! Я ведь объявил на перемене, чтоб занятые в пьесе остались!

Алергуш сделал вид, будто силится припомнить.

— На какую, говоришь, репетицию?

— Хватит дурачиться… И нечего смеяться!

— Кто, я гогочу над тобой? — Алергуш еле удерживался, чтоб и впрямь не расхохотаться, оттого что Георгицэ не замечает, как его передразнивают.

— Нечего меня дурачить! Прекрасно ты всё слышал!

— Так ведь на перемене шумно. Мог и не