Мерлин всхлипнула, вдруг осознав, что, возможно, больше никогда не увидит ни Рансома, ни Таддеуса с Теодором, ни летательную машину.

– Ах, Рансом, – прошептала она, – как жаль, что я вас не слушала.

– В самом деле? Черт возьми, я рад это слышать.

Мерлин вскочила и от очередного толчка экипажа едва не свалилась с сиденья. Она с трудом уселась прямо, подхватив упавший со лба компресс, пахнущий лавандой.

– Рансом! – ахнула она. – Откуда… я так боялась, что вы… но что вы тут делаете? Ох, нет… они захватили и вас тоже! – Она была готова заплакать.

Он усмехнулся в ответ и спокойно откинулся на спинку сиденья:

– Нет, разумеется, меня не захватили. Парень, который там лежит, неважно владеет кулачным боем. Я уложил его одним хорошим ударом правой.

Казалось, он доволен собой. Мерлин обхватила голову руками, пытаясь разгадать, что же произошло.

– Так, значит, вы меня уже спасли, – заключила она.

– Ну, можно и так сказать.

– Ого, – удивилась она. – Далеко же они успели меня увезти, если нам приходится возвращаться домой в экипаже.

Его самодовольная улыбка сменилась усмешкой.

– Ты едешь не домой. Пока еще нет.

– Не домой? – Она поджала губы. – Ладно. Наверное, я могу подождать пару дней, если это необходимо. Надеюсь, за это время я не забуду, как был сделан тот змей.

– Я боюсь, что одного-двух дней будет недостаточно, моя милая. Я везу тебя в Фолкон-Хилл, и визит растянется на неопределенный срок.

Она резко выпрямилась:

– Это невозможно. Я не поеду туда.

– Тогда считай, что тебя просто похитили.

– Не буду я так считать! Вы же меня спасли.

Он улыбнулся:

– Вообще-то как раз я тебя и похитил. Разве ты не узнала меня ночью, когда элегантным пинком чуть не лишила мужского достоинства?

Мерлин хмуро оглядела Рансома, затем человека, лежащего без сознания на другом сиденье; у нее разболелась голова, и она угрюмо сказала:

– По-моему, я чего-то не понимаю.

– Бедная Чара. – Он положил руку ей на плечо и притянул к себе. – Тебе и не нужно понимать. Просто позволь мне о тебе позаботиться.

Несколько секунд она сопротивлялась, затем неожиданно уступила его объятиям.

Волнуясь, она сказала:

– Наверное, вы все еще хотите на мне жениться.

Он погладил ее по затылку, и от этого нежного прикосновения у нее будто что-то растаяло в груди.

– Я думаю, так будет правильно. Мир суров, Чара, и я не хочу, чтобы ты расплачивалась за мое легкомыслие.

– Но мне же понравилось то, что произошло, – тихо сказала она. – Я думаю, епископ Регли ошибается, считая это грехом.

Рансом молчал. Он нежно водил пальцем по ее запястью. Затем он глубоко вздохнул и решительно сказал:

– Все зависит от места и времени, но иногда это действительно грех. То, что я сделал, – непростительно. И я буду помнить об этом до конца жизни.

Мерлин закусила губу:

– И из-за этого вы будете несчастны?

– Это позор, – грустно сказал он. – Это ужасный стыд, что я так поступил с тобой.

– Но вы же не сделали мне ничего плохого.

– В глазах окружающих меня людей, Чара, я просто сломал тебе жизнь. Я знаю, ты не понимаешь этого. Надеюсь, что никогда и не поймешь. И просто позволишь мне жениться на тебе – только так я смогу исправить ситуацию.

– Но моя летательная машина… – засомневалась Мерлин. – Она же вам не нравится.

– Я никогда этого не говорил.

– Вы называли ее «проклятая летательная машина» и еще «чертова летательная машина». Вы сказали, что я скорее всего сверну себе шею, – она сглотнула. – Вот что вы говорили о ней. Я все помню.

– Ну ты действительно свернула бы себе шею, – сказал он, пытаясь ее образумить. – Не могу же я безучастно за этим наблюдать. Так же как не могу допустить, чтобы твоя жизнь была сломана из-за моего необдуманного поступка. Я буду стараться охранять тебя от ударов, Чара. Клянусь.

– Но как вы не понимаете, – разочарованно сказала она, – я же работаю над летательной машиной. И она будет именно летать, а не падать.

Она ощутила, как он втянул воздух.

– Мерлин, – мягко сказал он, – люди не летают. Летают птицы. Если человек прыгает с обрыва, привязав себе пару крыльев, он падает. И разбивается насмерть. – С легким трепетом он сильнее сжал ее в объятьях. – Вряд ли это принесет нам с тобой много радости.

– Нет, вы опять ничего не поняли, – в отчаянии сказала она. – Разве вам не хотелось бы летать? Взлететь так высоко, как только можно, увидеть с высоты все вокруг, передвигаться со скоростью ветра?.. – Она отодвинулась от него. – А я уже могу это сделать. Я знаю как. Это сложнее, чем просто привязать себе пару крыльев. Гораздо сложнее. Но это заработает… когда-нибудь. Я уверена.

Странное выражение промелькнуло у него на лице – и испуг, и удивление, и нежность, и гордость.

– Значит, пока каждый останется при своем мнении.

Мерлин опустила глаза, разочарованная тем, что он не поддержал ее, не поверил в ее мечту:

– Похоже, что так.

Она ощутила на себе его взгляд, изучающий и тревожный. Через какое-то время он сказал:

– И ты не хочешь замуж, как я понял.

Она не ответила.

– Мерлин, летательная машина – это не ты сама. Не позволяй ей разрушить то, что действительно важно.

– Но она и есть то, что важно! – взорвалась Мерлин. – Она и есть я. То есть… – Она замолчала, подыскивая слова. – Во мне больше ничего и нет, только это. Это и есть я сама. Я изобрету летательную машину, которая будет работать. Так всегда говорил дядя Дориан.

С сердитым видом Рансом отвернулся к окну и потер переносицу. Мерлин наблюдала за ним сквозь пряди распущенных волос, смотрела, как неяркий луч солнца подчеркнул его сильные скулы и четкую, властную линию подбородка. Хотя он и хмурился, лицо его сохраняло все то же теплое выражение, так ему несвойственное. Рансом не был похож ни на кого из тех, с кем она встречалась раньше. Очень сдержанный внешне, безупречный в одежде и манерах, он был наполнен энергией, излучал силу, способную смести с пути любое препятствие. Мерлин вдруг осознала, что он действительно ее похитил, что увозил из дома против ее воли и что после того первого инстинктивного удара ногой она ровным счетом ничего не сделала, чтобы освободиться. Да и тот удар, мрачно подумала она, оказался безрезультатным.

Рансом задумчиво перебирал ее пальцы, рассматривая каждый в отдельности.