Она сказала, снимая у него сзади со свитера этикетку:

– Заходи как-нибудь.

Она ушла, а он зашагал в другом направлении.

Она читала в кафе газету и что-то про себя бормотала. Подошел актер и остановился перед ней.

– Я узнал вашу машину, там, на стоянке.

Она поглядела на него без удивления, сказала:

– А я как раз читаю, после долгого перерыва, газету. Я ничего не знала, что происходит в мире. Какой у нас месяц?

Актер сел за ее столик:

– Февраль.

– А в какой части света мы живем?

– В какой-то одной среди других.

Она:

– У вас есть имя?

Актер назвался, отвел глаза в сторону и, засмеявшись, стал передвигать рюмки туда-сюда по столу. Наконец снова взглянул на нее и сказал:

– Я еще никогда не бегал за женщинами. Вас я ищу уже несколько дней. У вас такое кроткое лицо – будто вы всегда помните, что придется умереть! Извините, если я говорю глупости. – Он покачал головой. – Ах, мне вечно хочется взять свои слова обратно! В последние дни я не знал ни минуты покоя от страстного желания увидеть вас. Не сердитесь, пожалуйста. Вы кажетесь мне такой свободной, у вас такая, – он рассмеялся, – такая сильная линия жизни на лице! Я сгораю от желания видеть вас, все во мне пылает от желания вас видеть. Вы, может, думаете, что я психую оттого, что так долго сижу без работы? Но не говорите ничего. Вы должны быть со мной. Не оставляйте меня одного. Я хочу вас. Какими же потерянными созданиями были мы до сих пор, не правда ли? У одной трамвайной остановки я прочел: ОН любит тебя, ОН спасет тебя, и я тотчас подумал о вас. Нет, не ОН, МЫ спасем друг друга. Мне хотелось бы со всех сторон окутывать вас, ощущать вас всюду, рукой чувствовать жар, исходящий от вас, еще прежде, чем я коснусь вас! Не смейтесь надо мной. О, как я жажду вас! Быть с вами сейчас, во всю силу, навсегда!

Они сидели недвижно друг против друга; вид у него был злой; а потом он выскочил из кафе. Она осталась среди чужих людей – сидела не двигаясь.

Ярко освещенный рейсовый автобус – в нем две-три пожилые женщины – медленно сделал круг по большой площади и исчез в ночи; пустые петли-держалки раскачивались в нем.

Молодая женщина и мальчуган сидели вечером в большой комнате и играли в кости. На улице завывал ветер; сотрясал наружные двери. Время от времени они прерывали игру, чтобы прислушаться, как воет ветер.

Зазвонил телефон – звонил долго. Наконец мальчуган подошел и сказал в трубку:

– Мне неохота сейчас разговаривать. – И обернувшись к матери: – Бруно хочет сейчас зайти к нам, с учительницей.

Она сделала рукой знак, означающий согласие, и мальчуган сказал в трубку:

– Да, я еще не лягу.

Они продолжали играть, тут зазвонил звонок, на этот раз дверной.

На пороге стоял издатель и, обращаясь к мальчугану, открывшему дверь, тотчас спросил:

– Что это: сам маленький, глазки спят, а в постель после детской передачи не хотят?

Он большими шагами подошел к молодой женщине и обнял ее.

Она спросила:

– Вы опять от вашего погибающего автора?

Издатель:

– Никакого погибающего автора нет. И никогда не было.

Он вытащил из кармана пальто бутылку шампанского и сказал, что в машине есть еще бутылки.

Она:

– Так пригласите же зайти и шофера!

Издатель, после небольшой паузы, помахал из открытой двери шоферу, и тот, тщательно вытерев ноги, робко вошел.

Издатель:

– Вы приглашены на бокал шампанского.

Она:

– Или на два.

Дверной звонок опять зазвонил, шофер открыл дверь – на пороге стояла продавщица из того магазинчика, она улыбалась и словно похорошела.

В большой комнате одни сидели, другие стояли, пили шампанское. Мальчуган продолжал бросать кости. Звучала музыка. Издатель смотрел куда-то в пространство; потом стал переводить взгляд с одного гостя на другого; вдруг чему-то обрадовался и долил бокал шофера.

Но вот опять раздался звонок, это был телефон. Молодая женщина подбежала к нему и тотчас сказала:

– Это же вы, правда? Ваш голос совсем близко. Вы в телефонной будке на углу, я слышу!

Дверной звонок коротко звякнул – так, словно за дверью стоял кто-то знакомый.

Она сделала головой знак, чтобы кто-нибудь открыл, а сама продолжала говорить по телефону.

– Нет, я не одна. Вы же слышите. Но приходите. Приходите!

В открытую дверь вошли Бруно с Франциской.

Франциска сказала, обращаясь к Марианне:

– А мы думали, что застанем здесь самого одинокого на земле человека.

Марианна:

– Прошу простить, но сегодня в виде исключения я не одна.

Франциска – мальчугану:

– У меня есть имя. Поэтому не называй меня «учительница», когда говоришь обо мне, как только что по телефону.

Издатель:

– Тогда и я тоже с этой минуты не желаю называться «издатель», меня зовут Эрнст.

Марианна обняла Бруно.

Издатель подошел к ним и сказал Франциске:

– Давайте и мы обнимемся! – и сразу ее обнял.

Молодая женщина вышла на улицу, к дому медленно подходил актер. Она молча впустила его.

Бруно оглядел его внимательно и сказал:

– Так это вы друг моей жены? – И добавил: – Вы спите с моей женой, да? Во всяком случае, собираетесь. Не так ли? – Он сверлил актера взглядом, точно был у себя в конторе. – Вы, видно, из тех, кто ездит в старой малолитражке, а на заднем сиденье держит политические порножурналы. – Он продолжал сверлить актера взглядом. – И ботинки у вас не чищены. Но вы хоть блондин. Может, у вас даже голубые глаза? – Он еще посверлил актера взглядом, но вдруг отвел глаза; молодая женщина спокойно стояла рядом.

Бруно сказал:

– Знаете, я просто так болтаю, без всякого умысла.

Все были в большой комнате. Издатель танцевал с продавщицей. Шофер сходил к машине и вернулся с несколькими бутылками шампанского. Он переходил, чокаясь, от одного гостя к другому.

Мальчуган играл, сидя на полу. Бруно присел возле него на корточки и стал следить за игрой.

Мальчуган:

– Сыграешь со мной?

Бруно:

– Сегодня вечером я не могу играть. – Он попробовал бросить кости и повторил: – Нет, правда, сегодня вечером я не могу играть!

Продавщица, высвободившись из рук издателя, наклонилась и, включившись в игру, бросила кости; продолжала танцевать и между прочим играла с мальчиком.