Сеньор Баптишта угостил меня стаканом молока, а Старшого – выпивкой. И посоветовал заглянуть на парусную баржу «Дора», которая возила штучный груз вдоль побережья.

– Передайте от меня привет капитану, и он наверняка довезет вас до Виго. А там уж кто-нибудь точно подкинет вас до Англии.

В тот же вечер Старшой поговорил с капитаном «Доры», и нас обещали взять с тем условием, что мы отработаем еду и дорогу. «Дора» отходила через четыре дня.

Накануне отъезда была суббота. И, как в любую другую субботу, мы пошли в «Тамаринд» послушать Анино пение под аккомпанемент тамошнего оркестрика. Ресторан был забит битком, стоял теплый осенний вечер, и у открытых окон на улице тоже сидели люди и слушали.

В паузе между двумя песнями синьор Фидардо достал какой-то конверт и протянул Старшому. На конверте аккуратной рукой синьора Фидардо ровными печатными буквами было выведено:

– Вчера я вспомнил, что в Глазго у меня, между прочим, есть одна знакомая, – объяснил синьор Фидардо. – Коллекционер музыкальных инструментов и вдова состоятельного шотландского лорда по фамилии Килвард. Леди Килвард приобрела у меня для своей коллекции лютню и альт. Но главное, что она – замечательный человек. И, полагаю, у нее есть хорошие знакомые среди ювелиров и серебряных дел мастеров. Найдите ее и передайте мое письмо. Она наверняка сделает все возможное, чтобы вам помочь.

– Спасибо, – сказал Старшой и положил письмо во внутренний карман. – Спасибо за вашу заботу!

Ближе к полуночи мы со Старшим вернулись на «Хадсон Квин», чтобы немного поспать перед отплытием. В голове у меня до сих пор звучал Анин голос. При мысли о том, что мы еще долго не увидим наших друзей, делалось грустно.

Хотя, подумала я, если удача нам улыбнется, мы быстро найдем хозяина ожерелья. Ведь у нас есть кое-какие зацепки. Через месяц или два мы, пожалуй, уже вернемся в Лиссабон.

Вот как я тогда думала.

Но обстоятельства не всегда складываются так, как мы думаем и надеемся.

А иногда все может обернуться так, что и в страшных снах не приснится.

До Испании мы шли чуть меньше недели. На «Доре» мне поручили следить за такелажем. Вооружившись ножом, свайкой и парусной ниткой, я целыми днями, с утра до вечера лазила по снастям и канатам. Это было веселое плавание!

В Виго мы нанялись на испанский трамповый пароход, который как раз уходил в Глазго. Он назывался «Кангас» и преодолел восемьсот семьдесят морских миль меньше чем за три дня.

Были ранние сумерки, когда мы достигли устья реки Клайд и взяли на борт лоцмана. Вокруг сгущался промозглый туман с Ирландского моря, пока «Кангас» шел вверх по течению в сторону Глазго. Мимо нас в темноте проплывали призрачные силуэты баржей и землечерпалок. В ноздри бил запах ила и угольного дыма. Лиссабон казался уже очень далеким.

Примерно к полуночи мы подошли к причалу в Принц-доке. Огни города подсвечивали низкое небо причудливым пламенно-желтым светом.

Когда на следующий день трюмы были разгружены, мы со Старшим поблагодарили экипаж «Кангаса» и сошли на берег. Бледное осеннее солнце еле-еле угадывалось за грязно-коричневым дымом, который низко плыл над верфями, мастерскими и складами, тянувшимися вдоль бесконечных набережных. Несмолкаемый гул пронзали сигналы паровых свистков и туманных рожков. Я видела, как отчаливает вдалеке пароход компании «Энкор Лайнз», уходящий в Америку. Одновременно буксир проводил на разгрузку в один из доков полностью вооруженный винджаммер[9]. Возможно, он привез пшеницу из Австралии. А может быть, чай из Китая.

В переулках, уходящих вверх от северного берега реки, было несколько небольших гостиниц и простеньких пансионов. Старшой снял нам комнату на Чипсайд-стрит у милой пожилой дамы, миссис Граймз. Оставив мешки в гостинице, мы сели на двухэтажный трамвай, идущий в центр города. По улицам медленно ползли машины и автобусы с включенными дворниками. За окном мелькали серые и коричневые фасады каменных домов, все в грязных дождевых подтеках.

Старшой купил в киоске карту города, и мы стали искать улицу под названием Аргайл-аркейд. Если верить телефонному справочнику, здесь находилась фирма «Ромбэк и Ромбэк».

Аргайл-аркейд оказалась крытой галереей, пересекавшей целый квартал неподалеку от железнодорожного вокзала Глазго-Сентрал. Внутри галереи под стеклянной крышей теснились ювелирные магазинчики. Витрины переливались и сверкали.

Старшой открыл дверь «Ромбэк и Ромбэк ЛТД», зазвонил колокольчик. Магазинчик был крошечный и тускло освещенный. Вдоль стен до самого потолка высились стеклянные шкафы, битком набитые украшениями. Казалось, ты попал в сокровищницу.

За прилавком стоял пузатенький лысый господин в шелковом шейном платке и рабочем фартуке поверх тщательно отглаженной рубашки. Увидев меня, он приподнял брови. Потом повернулся к Старшому и мягко произнес:

– Мой друг, мне бы не хотелось показаться невежливым… но могу ли я попросить вас оставить обезьяну за дверью? Будет крайне неприятно, если ей вдруг захочется полазить по моим шкафам.

– Не беспокойтесь, – сказал Старшой. – Это Салли Джонс, и она прекрасно воспитана.

В подтверждение его слов я сняла фуражку и поклонилась.

Ювелир удивленно посмотрел на меня. Потом улыбнулся и кивнул мне в ответ.

– Ну что ж, раз так… – сказал он. – Меня зовут Илай Ромбэк. Чем могу служить?

Старшой представился и объяснил суть дела. Потом достал потертый замшевый мешочек, который всю дорогу прятал под рубашкой. Илай Ромбэк положил ожерелье на прилавок и стал внимательно рассматривать жемчужины и подвеску в ювелирную лупу. А потом сказал: