– Завтра мы подыщем хорошую верфь, – тихо сказал Старшой. – Если повезет, через месяц или два у «Хадсон Квин» будет новый паровой котел…

Я взглянула на Старшого. Он стоял, облокотясь на перила террасы, и следил глазами за судном, шедшим по реке. Это была маленькая грузовая лодка, державшая курс на запад, прямо в открытое море.

В моей голове мелькнула одна мысль.

На самом деле мне следовало подумать об этом раньше.

Но я этого не сделала. И теперь у меня больно кольнуло в груди.

Это была тревога.

Весь месяц после приезда в Лиссабон прошел в хлопотах. За то время, что нас не было, «Хадсон Квин» совсем обветшала. Зато наша лодочка, «А раинья ду Тежу», сохранилась превосходно. Ана ухаживала за ней, просмолила корпус, а паруса забрала на зиму домой, чтобы не гнили.

Теперь «Королева Тежу» пришлась очень кстати. В погожие дни мы со Старшим отправлялись в плаванье по реке на поиски подходящей верфи, где нам смогут поставить новый паровой котел.

Старшой светился от радости. После пяти долгих лет все наконец станет как прежде. Когда мы еще до того, как впервые попали в Лиссабон, путешествовали на «Хадсон Квин» из порта в порт, с континента на континент, бот был нашим единственным домом, и мы никогда не знали, куда нас занесет в следующий раз. Именно о такой жизни, о свободной жизни, мечтал Старшой в самые тяжелые годы в тюрьме. Он мечтал о ней до сих пор. Я знала это.

И теперь его мечта сбудется. Как только установят новый котел, мы снова отправимся в путь, бороздить большие океаны. К новым гаваням и незнакомым водным просторам. Через полгода мы, возможно, будем в Америке. Возьмем там груз и повезем его в какой-нибудь африканский порт. А может, случай забросит нас на восток, в Китай или Японию? Кто знает.

Мне тоже следовало бы радоваться. За Старшого и за себя. Но я не могла, как ни старалась. С того самого вечера на террасе Ларгу-даш-Порташ-ду-Сол, когда мы стояли и смотрели на грузовое судно, выходящее в море, в груди у меня засел какой-то болезненный горестный ком, который никак не хотел проходить.

Объездив разные судоремонтные мастерские, мы в конце концов остановили свой выбор на маленькой верфи в деревне Баррейра по ту сторону реки. Поскольку «Хадсон Квин» сама туда дойти не могла, за ней обещали выслать буксир.

И все это случится завтра.

Сегодня же я помогала синьору Фидардо – починила несколько гармоник, до которых у него никак не доходили руки. Когда за окнами стало темнеть, мы убрали инструменты и навели в мастерской порядок. Синьор Фидардо налил себе рюмочку «Кампари», а мне – стакан молока и, выпив, пошел переодеться в свой белый костюм. Я же поднялась к Ане помочь с ужином. Ана звала нас всех к себе.

Старшой готовил «Хадсон Квин» к буксировке – закреплял оборудование и инструменты на палубе и в трюме. Когда он пришел к Ане, руки его были в краске. Думаю, он решил заодно покрасить ту часть фальшборта, которую мы на этой неделе очистили от ржавчины.

После ужина синьор Фидардо и Старшой взяли музыкальные инструменты, чтобы подыграть Ане. Я слушала, как всегда, устроившись на диване. И мечтала сильнее, чем когда-либо, чтобы эти печальные мелодии никогда не заканчивались.

Около двенадцати мы со Старшим простились с домом на Руа-де-Сан-Томе и, выйдя в теплую ночь, пошли в порт. Я с трудом переставляла ноги. Сердце щемила тоска.

Скоро мы отправимся в путь. Но как я уеду из Лиссабона, не зная, когда мы снова вернемся сюда? Вдруг я никогда больше не услышу песен Аны Молины? Вдруг больше никогда не увижу ее и синьора Фидардо?..

В тот миг в глубине души я пожалела, что Вы, мадам, дали нам денег на новый паровой котел.

Старшой почти все время молчал, пока мы шли по переулкам и набережным. Но то и дело поглядывал в мою сторону. Заметил, наверно, что я не рада. Интересно, понимал ли он почему.

«Хадсон Квин» стояла в тени между двумя газовыми фонарями. Я сразу почувствовала, что с ней что-то не так.

Что-то изменилось. Но что?

Я сбавила шаг и окинула взглядом хорошо знакомые контуры.

И тут я все увидела.

И сразу поняла, почему у Старшого руки перепачканы в краске.

На корме лодки обычно можно прочесть ее имя и порт приписки. Правда, на нашем боте всегда было только имя, выведенное белыми буквами, «Хадсон Квин».

Теперь же там было написано вот что:

«ХАДСОН КВИН»

ЛИССАБОН

Чтобы приписать название домашнего порта, Старшой, должно быть, спустился вниз в беседке. Наверняка это заняло у него много часов.

– Красиво? – гордо спросил он.

Я кивнула и вопросительно поглядела на него. Старшой почесал в затылке.

– Скоро «Хадсон Квин» снова выйдет в море. Нам нужно будет брать заказы и зарабатывать деньги. Вот мне и подумалось: хорошо бы люди знали, где ее домашний порт…

Он зажег сигару и продолжил:

– Ведь все наши плавания отныне будут начинаться здесь, в Лиссабоне. И в конце мы всегда будем возвращаться сюда.

Мы посмотрели друг на друга.

Ком в моей груди стал медленно таять, как тает ледышка в горячей воде.

Наверно, это было заметно, потому что Старшой слегка улыбнулся.

– Но сейчас, Sailor, – сказал он, – пора на боковую. Завтра у нас много дел.

Вместо того, чтобы лечь, я достала свой ундервуд № 5 и начала писать это письмо. Я так рада. И мне так хотелось поделиться этой радостью с Вами.

Передайте Берни, что я по нему скучаю!

Ваш друг,

Салли Джонс