С трудом оторвавшись от захватывающего зрелища, быстро пошла домой. Опять свекровка будет недовольна поздно поданным ужином. Но в последнее время ее почти не задевали обидные высказывания мужа или свекрови. Может быть, потому, что она однажды, хоть и не всерьез, но почувствовала себя желанной и пусть чуть-чуть, но любимой.

Во всяком случае, весенний инцидент внушил ей уважение к себе как к женщине, которой можно интересоваться и отчаянно желать. Если ее так упорно добивался такой интересный и значительный мужчина, значит, она не такая бездарная пустышка, в которую ее упорно пытаются превратить муж со своей мамашей.

Правда, от встречи с Юрием на душе остался горестный осадок и жизнь казалась еще скучнее и беспросветнее, чем раньше, но за все надо платить, не так ли? Ей постоянно вспоминалось лицо Юрия, особенно в последнюю встречу – напряженное и серьезное. Посмотрев в такое лицо, женщины начинают верить, что любимы.

Отмахнувшись от провокационных мыслей, зашла за дочкой в детский сад. Медленно пошла по аллее среди старых деревьев, ведя Машу за ручку. Та весело подпрыгивала рядом, звонко стрекоча о воспитательнице, нянечке и товарищах по играм. Даша вполуха прислушивалась к ее болтовне, изредка вставляя словечко.

Подошли к дому, открыли калитку, ответившую им противным скрипом. Даша нахмурила брови, пытаясь вспомнить, где же лежит машинное масло. Достала из кладовки остроносый флакончик, полила в заржавевшие петли и снова покачала калитку. Та продолжала упрямо скрипеть, не желая признавать хозяйку.

Даша тихо пробормотала:

– Даже для калитки в этом доме я не указ… – и продолжила борьбу за тишину, обильно наливая в пазы масло.

Как на грех, мимо проходила соседская чета Моховых. Тетя Валя, въедливая и откровенная хохотушка, не преминула прокомментировать:

– Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик. Твой-то кабан где? Небось опять у телевизора брюхо свое отращивает?

Даша нейтрально улыбнулась и поздоровалась, не говоря о муже ничего – ни плохого, ни хорошего. Наконец калитка, сдавшись, перестала выдавать скрипучие рулады и она с чувством выполненного долга вошла в дом.

Стояла блаженная тишина – Валерий уехал в командировку. Летом он перешел работать на кирпичный завод в небольшом соседнем городке и развозил кирпич заказчикам по объектам. Платили немного больше, чем в санатории, но и работа была гораздо тяжелее. Бывало, гнать самосвал приходилось на другой конец области, и тогда он отбывал на неделю.

Несколько дней, пока Валерий был в командировке, в доме царил покой. Даже приходящие вечером на ужин свекровь со свекром вели себя непривычно тихо, не скандалили и не придирались. Но в четверг он вернулся, и идиллия закончилась. Он опять говорил жене пакости, всячески подначивая на ссору. Казалось, его просто распирает от какого-то неведомого ей злорадства. Чтобы не провоцировать скандал, Даша ушла с дочкой в детскую, куда муж заглядывать не любил. Спать улегся в большой комнате рядом с обожаемым телевизором и жену не тревожил.

Утром ей пришлось встать раньше обычного: администрация санатория назначила профсоюзное собрание на семь часов. Явка обязательна, опоздавшие приравнивались к злостным нарушителям дисциплины. Натянув джинсы с теплым свитером, чтобы не мерзнуть, увела дремлющую Машу в садик. Ребенка, конечно, мог попозже отвести и папаша, но Даше не хотелось выслушивать очередные упреки в нерадивости.

Заскочила в актовый зал главного корпуса как раз вовремя. Едва села рядом с зевающей во весь рот Марьей Ивановной, как объявили начало. Собрание было очень важным – принимали коллективный договор. Гордый собой председатель профкома долго и нудно перечитывал каждый пункт, заставляя членов голосовать отдельно за каждую мелочь.

В результате собрание закончилось лишь в девятом часу, да и то после того, как управляющий, сидевший в президиуме, выразительно посмотрел на председателя и с намеком постучал пальцем по наручным часам. После этого безмолвного внушения тот стремительной скороговоркой зачитал, что там осталось, народ оптом за остатки проголосовал, и быстренько разбежался по рабочим местам.

Даша, опасавшаяся, что Вера ляпнет на собрании что-нибудь этакое, за что ее уволят без выходного пособия, была искренне рада, что та просто не появилась. Заведующий их отделением, боявшийся того же, сделал вид, что не заметил отсутствие самой заметной из своих медсестер, что само по себе уже было маленьким подвигом.

Когда Даша с Марьей Ивановной зашли в корпус, Вера уже ждала их в кабинете, хмуро просматривая листки назначений, умудряясь одновременно жевать толстенный бутерброд с разрезанным пополам батоном копченой колбасы, запивая всё это черным кофе из полулитрового белого бокала. Марья Ивановна для проформы спросила, уверенная в очередном ЧП:

– Чего это тебя на собрании не было? Опять что-то стряслось? Пожар, наводнение, катастрофа?

Вера подняла к ним глаза, удивляясь неодобрению, звучавшему в голосе коллеги.

– Да ничего не случилось. Я просто проспала. Спала-спала и проспала.

Даша удивленно взглянула на обычно приветливую подружку. Осторожно спросила:

– А почему ты проспала? Будильник не услышала?

Вера сердито хлопнула рукой по стопке бумаг и тут же зачихала от столба поднявшейся пыли.

– Нет, он вообще не зазвенел. Света не было. – Посмотрев на недоумевающее лицо Марьи Ивановны, уточнила: – Будильник у меня электрический. Вчера я пробки чинила, поэтому сегодня во всем доме света нет. Вы только не говорите никому, что это моя работа, а то с утра все соседи так ругались! Темно же на улице, пришлось со свечками на работу собираться. – Добавила затухающим голоском: – Да и свечки не у всех были.

Даша сразу догадалась, что подружка вспомнила сборы впотьмах, поскольку явно это она оказалась незапасливой.

Пораженная Марья Ивановна захотела узнать, зачем Вере понадобилось самой чинить пробки, и какие такие пробки она чинила в доме, где стоят одни пакетники, но тут вошел Максим Вадимович, лечащий врач, и расспросы пришлось прекратить.

Даша ушла в процедурный кабинет, мучимая той же загадкой, что и Марья Ивановна: с чего это подружке вздумалось изображать из себя крутого электрика? Приготовила одноразовые шприцы, вату и жгуты для внутривенных вливаний и пригласила первого пациента. Дежурство проходило как обычно. Череда пациентов неспешно тянулась друг за другом.

Последним был Иван Васильевич, очень приятный мужчина чуть-чуть за пятьдесят. Он отдыхал здесь вместе с женой, милой женщиной на пару лет моложе. Они понравились Даше сразу – открытые и обаятельные, они всем приходились по душе. Даша с удовольствием выполняла для них назначения врачей, непринужденно болтая при этом, чего никогда не позволяла себе с другими отдыхающими. И даже пару раз пила в их номере чай с очень вкусными вафлями и конфетами, что было чревато по меньшей мере выговором.

Она поставила Ивану Васильевичу последний укол из назначенного ему курса. Черкнула в его курортной книжке пару слов об инъекции и протянула ее пациенту с искренними пожеланиями счастливого пути.