бояться, – сказал Джон. – Теперь половина военных в тюрьме. А остальные – на базах. Не то что раньше. Мы снова свободные люди».

Каймелу, тогда еще молодой, сказал:

«Ладно тебе, Сэм. Нельзя быть одному столько времени. Когда ты последний раз был с женщиной?»

«Да ну тебя», – сказал Джон.

Но Каймелу не унимался:

«А что? Это вредно для здоровья. Ты можешь закупориться и заработать рак или еще чего».

«Не слушай его, Сэм. Он идиот. Просто сгоняй в город на пару часов. Пройдись по базару, выпей пива. Расслабься в свое удовольствие. Обещаю, что верну тебя до заката».

Самуэль уже не помнил почему, но в конце концов согласился. Помнил только, что оказался на баркасе и Каймелу бросил ему покрытый плесенью спасательный жилет, который он вертел в руках, не зная, как надеть, и Каймелу помог ему. У Самуэля на шее висел кожаный мешочек с деньгами. Он давно не надевал его, и теперь мешочек давил на грудь, а тесемка натирала шею узелком, разбухшим от утреннего тумана. Самуэль поерзал, повел плечами, попытался поправить ворот жилета, чтобы стало посвободнее.

Когда заработал мотор и баркас пошел задним ходом, удаляясь от причала, Самуэль зашатался и чуть не растянулся на палубе. Но устоял, ухватившись за поручень, и снова сел. Теперь жилет упирался ему в подбородок, задевал уши и шею сзади. Он ждал, что его станет тошнить, и несколько раз был готов, что его сейчас вырвет – в животе бурлило, во рту собиралась слюна. Но не вырвало.

Он сцепил руки и стал смотреть на море и небо, сливавшиеся в сером тумане. Баркас уже описал большую дугу и шел на материк, вздымая пену за кормой. Вдалеке угадывалась суша, длинная и плоская, отмеченная дрожавшим пятнышком света.

Джон позвал Каймелу в рулевую рубку, а сам вышел и присел к Самуэлю. Он указал на два суденышка, проглядывавших сквозь туман, и сказал, что это рыбацкие лодки.

«Их там еще больше, просто сейчас не видно. Сегодня хороший клев в заливе. Когда я был мальчишкой, мама посылала нас в гавань и мы ныряли голышом и ловили рыбу руками. Ни удил, ни сетей, ничего такого. Голыми руками. Никогда не пробовал?»

«Нет. Я ни разу не рыбачил».

«Ни разу?»

«Нет. Не умею плавать».

«Ну, это не беда. Бери удочку да закидывай с утеса у себя на острове. И плавать не придется».

«Может, попробую».

«Какое там «может»? Свежая рыбка – ничего на свете нет вкуснее. Объедение. Только подумаешь, слюнки текут. – Джон немного помолчал. – Всяко время скоротаешь за рыбалкой. Скучаешь там, наверно: дел никаких и слова сказать некому».

«Я в порядке. Мне все нравится».

И все же он задумывался, что бы почувствовал, снова оказавшись среди людей. Звук шагов по улицам, утренние приветствия, тары-бары на базаре, толкучка в барах, смех в кино. Чьи-то разговоры в парке. Дети играют. Женщины точат лясы среди улицы. Сигаретный дым и уличная еда. Голубиное воркование, собачий лай. Все это кружилось у него в голове, пока он приближался к материку. Его обступали все эти шумные люди. Огромная толпа норовила раздавить его.

Спасательный жилет был туговат. Самуэль оттянул его, но жилет все равно давил сзади на шею и впивался в подбородок. К тому же от него пахло въевшейся грязью, чем-то застарелым. Самуэль запрокинул голову, но неприятный запах никуда не делся. Он чувствовал гниль у себя в носу, плесень на теле. Мешочек с деньгами под жилетом превратился в кусок льда. Он жегся, проникал под кожу, замораживая внутренности. Самуэль судорожно втянул воздух и повернулся к Джону, сам не свой от страха.

Но Джон уже стоял на носу, прикрывая глаза рукой – туман вдруг рассеялся, словно и не бывало, и солнце сверкало на водной глади.

Впереди показалась бетонная гавань. От края до края по ней ходили люди, совершенно отчетливые. Самуэль услышал их голоса и прочие звуки, которые только что представлял, и его охватила паника, так что кашель застрял в горле.

Неподалеку разгружали причаливший баркас. На мол опрокидывали корзины с рыбой. Бесчисленная рыба сваливалась кучей, скользя, извиваясь, хватая ртом воздух. В эту кучу погружались руки с ножами, хватали бившихся рыб и выпускали им внутренности. Вода вокруг порозовела от требухи.

Самуэль почувствовал, как на него со всех сторон давит толпа. Ее дыхание у себя на лице, голоса, руки, тянущиеся к нему. Разгоняя это наваждение, он сказал:

«Увезите меня назад. – И повторил громче, чтобы его точно услышали: – Увезите меня назад!»

Джон повернулся к нему, убрав руку от глаз.

«Что ты несешь, Сэм? Мы только прибыли. Нам еще нельзя назад».

Самуэль подтянулся и ухватился за край рулевой рубки, отвернувшись от берега. Он еле дышал.

«Нет. Увезите назад. Хочу домой».

ОНИ СПУСКАЛИСЬ ПО ЛЕСТНИЦЕ, Самуэль чертил плечом по стене. Он с трудом держался на ногах, словно, несмотря на прожитые годы, так и не сошел с той лодки; словно так и стоял на палубе, крича, что хочет домой. Каждый лестничный пролет вставал перед ним, словно волна, норовя сбить с ног.

По пятам за ним шел человек. Он дышал ему в шею, побуждая двигаться быстрее. Самуэль хотел поскорее добраться до коттеджа, закрыть за собой дверь и ставни на окнах, чтобы этот человек остался за порогом, словно его вовсе не было на острове. Ведь он заговорил с ним наверху: пробормотал, указывая на себя, свое тарабарское имя, а потом прислонился к окну и указал на крышу коттеджа. И снова посмотрел на Самуэля.

Самуэль сделал вид, что не понял его, и пошел по камере, насвистывая что-то невпопад. Человек последовал за ним, но Самуэль старался, чтобы между ними оставались линзы. Он понял, что сказал ему человек, и не хотел услышать это снова: «Теперь я буду жить здесь».

Самуэль на это не рассчитывал, не думал, что ему придется иметь с ним дело после отбытия судна снабжения. Но он остался здесь, и идти ему было некуда, откуда бы он ни явился, куда бы ни хотел попасть. Он был здесь. И никуда не собирался.

Самуэль подошел к лестнице, оглянулся через плечо и увидел человека сквозь линзы, раздробленным на сотню фрагментов. Позади него было море, а на море – сотня его подобий, плывущих по волнам в поисках суши.

Теперь же, спускаясь по лестнице, Самуэль чувствовал его у себя за спиной и старался двигаться быстрее, думая о том, как он закроется в коттедже. Если бы только ступеньки, наплывавшие на него,