но заставляю себя кивнуть. Подхватив по пути тряпку, кидаю ее в таз, а сама иду мыть руки. От шока и переживаний почти не реагирую на неприятную резь в ступне. Лишь быстрый взгляд на пол бросаю, убедившись, что не оставляю кровавых следов или их просто не видно на бордовой плитке с узором в виде морской пены. Красное море под ногами, зато практично: мусор и пятна теряются на неоднородном фоне.

- Меня не предупредили, что вам тоже нянька нужна, - бубню я себе под нос, уверенная, что Альберт не слышит.

Не рискую задавать лишние вопросы забывчивому мужу, поэтому молча распахиваю дверцы всех кухонных шкафчиков в поисках турки. Замечаю ее в глубине одной из верхних полок.

– В договоре прописан один подопечный, - тянусь за нужной посудой, но рост не позволяет ее достать.

Знакомое тепло припечатывает меня со спины.

- Ты что-то сказала? – горячий воздух обжигает макушку.

Боковым зрением заторможено наблюдаю, как мимо меня к шкафу протягивается мужская рука. Рассматриваю напряженные мышцы, что проступают под смятым хлопком, спускаюсь к месту, где небрежно закатан рукав. Изучаю предплечье с выпуклыми жилами и порослью темных волос.

Чересчур шумно выдыхаю, отшатываюсь от столешницы и упираюсь поясницей в жесткий ремень брюк. Пряжка царапает спину сквозь невесомую ткань платья.

- Говорю, вам кофе с сахаром или молоком? - оборачиваюсь и нервно сглатываю. Потому что оказываюсь лицом к лицу с Альбертом. Почти физически ощущаю, как он «трогает» меня взглядом. И не только... Его свободная ладонь как бы невзначай ложится мне на бедро.

- Черный и горький, - выдает он негромко, с едва заметной хрипотцой.

А в следующую секунду между нами материализуется турка. Так неожиданно, что я вздрагиваю. Можно бы списать это на фокус или волшебство, но Туманов всего лишь помог мне ее достать.

- Я быстренько, - хихикаю, внутренне погибая от волнения.

Становится чуть легче только когда Альберт отходит от меня. Пока я беру банку с молотым кофе и наслаждаюсь запахом арабики, он невозмутимо открывает холодильник. В точности, как и я некоторое время назад, выбирает ту же палку колбасы.

Сам нарезает ее вместо того чтобы мне указ дать, а я невольно опять задерживаюсь на его руках. Вены напрягаются при каждом движении, мускулы играют, а костяшки белеют, когда ладонь сжимает нож. Зрелище завораживает и одновременно пугает. Альберт ведь этими мощными руками в секунду меня придушит, если поймет, кто перед ним!

Но сейчас ему не до меня. С мужской небрежностью Туманов мастерит бутерброды, будто обычный человек, который пришел с работы после тяжелого трудового дня и хочет быстро перекусить. При этом привык заботиться о себе сам, а не ждать, пока кто-то будет за ним ухаживать.

Заядлый холостяк. Правда, со штампом в паспорте.

- Нет, - обеспокоенно лепечу, когда он ставит тарелку напротив Аленки. – Она же…

Малышка посылает Туманову благодарную улыбку, счастливая от оказанного знака внимания, и берет бутерброд. Откусывает и жует с удовольствием.

- …вегетарианка, - заканчиваю фразу я по инерции. И отмахиваюсь от вопросительного взгляда Альберта.

Мелкая лгунья!

Поворачиваюсь к плите, гипнотизирую черную жидкость в турке. Жду, пока поднимется пенка, а сама теряюсь в собственных эмоциях.

Я надеялась спрятаться в этом доме, а теперь опять придется бежать. Но куда?

- Извини, я не сразу заметил тебя под столом. И, честно говоря, забыл, что именно сегодня должна прибыть очередная няня. Слишком часто они у нас меняются, – негромкий, бархатный голос заставляет меня вздрогнуть и вцепиться пальцами в край столешницы. – Что произошло у вас?

Альберт не ругает и не приказывает, но его присутствия достаточно, чтобы я покрылась липкими мурашками. Пытаюсь сбросить их с себя, но не могу. Пока не осознаю, что дело не в них, а все это время по мне скользит изучающий черный взгляд. От волнения забываю обо всем: и о кофе, и о мокром платье, и о подопечной, которая меня ненавидит. Есть только темная энергетика моего мужа, которая поглощает меня без остатка.

Ноги ноют, требуя бежать немедленно. Быстро. Далеко. Без оглядки. Но здравый смысл останавливает. Возвращает мне способность говорить.

- Я поднос уронила, - оглядываюсь на Аленку, а она губы покусывает и на Туманова зыркает. – Случайно, - укоризненно прищуриваюсь, пытаясь воззвать к ее совести.

Альберт не сводит с меня глаз, и его внимание дезориентирует. Знаю, что он продолжает смотреть, когда я отворачиваюсь к плите. Чувствую его. И дико боюсь, что муж все-таки меня вспомнит.

Выдыхаю с облегчением, когда Туманов отвлекается на трель телефона и выходит в коридор. Но радость моя длится недолго.

- Нашли?

Всего одно слово – и я понимаю, о ком он. А раздраженный, ледяной тон не оставляет сомнений в том, насколько сильно Альберт зол на меня.

Отвлекаюсь от кофе, который закипает целую вечность, и прислушиваюсь к разговору.

- А в доме родителей? – летит с жесткими нотками. – То есть как никого? Где бродит эта… - сдерживается от грубости и понижает тон, чтобы Аленка не слышала.

Пока малышка занята бутербродами, я подбираюсь к дверному проему. Становлюсь так, чтобы Альберт меня не заметил, но я могла разобрать каждое слово, произнесенное гневным шепотом.

- Оставь там человека. Еще двоих отправь к девчонке той и в общежитие. Пусть дежурят, мать их, днем и ночью, - рычит угрожающе, а я морщусь и обхватываю себя руками. – Ментам позвони. Пусть отлавливают и проверяют всех Валерий Кузнецовых, - говорит так, будто я бешеная собака, которую следует усыпить. - На случай, если она вздумает подать на развод с разделом имущества. Или решит уехать по паспорту. Или предъявит его при приеме на работу. Или просто где-то промелькнет это чертовое имя! Сразу ко мне! - рычит грозно, как тигр, готовый разорвать меня в клочья. - Каждую! Даже если однофамилицей окажется. Оплачу ей моральный ущерб, - цинично хмыкает Туманов.

- Леся? – зовет меня Аленка, но я слишком погружена в омут собственной паники.

Альберт серьезно взялся за мои поиски. Мне так легко не спрятаться. Нужен поддельный паспорт. Новая личность.

Но как? Я мелкая мошка против этого демона. И помочь мне некому. Павлик предал, родители далеко, да и не хочу втягивать их в свои проблемы. Во-первых,