– Я согласна, – кивнула она. – Вот эта сторона елки моя, а вот эта – твоя. Начали?

– Погодите, я сейчас время засеку. Три, два, один! Начали!

Они оба кинулись к коробке и, отталкивая друг друга руками, принялись вытаскивать игрушки. Нитки игрушек переплетались, путались, и приходилось тратить время, чтобы их распутать. У Игоря получалось лучше – он как-то распутывал сразу несколько, а потом вешал их скопом, а Татьяна вытаскивала по одной, бежала украшать елку, а потом только принималась распутывать другую. Потом она сообразила, и пока Игорь бегал вешать свои игрушки, утягивала у него уже распутанные шары и быстро неслась к елке.

– А-а! Татьяна! Так нечестно! Это я распутал! – раскусил ее коварный план противник.

– А у нас нигде не было оговорено, что так нельзя! – веселилась Татьяна. – Сколько там еще минут?

– Еще шесть минут.

– Ну все, держись! – вовсю смеялась она.

Татьяна обнаглела до такой степени, что теперь уже стояла и ждала, пока Игорь распутает нитки, потом ловко выхватывала у него из рук игрушку и неслась к елке. Вот и сейчас, она даже губу закусила от нетерпения. Он распутал игрушку, а она… Ать! И Игорь схватил ее за руку вместе с игрушкой.

– Не отпущу! – смотрел он прямо ей в глаза. – Никуда не отпущу, слышишь?

Игорь крепко притянул Татьяну к себе и приник к ее губам.

Он так ее целовал! Так, будто хотел сказать что-то сокровенное, то, о чем обычно не говорят коллегам. А тем более, замужним женщинам. Потому что это неприлично! Но сейчас ему было все равно. И она чувствовала, она вдруг поняла, как же правы были наши предки, которые придумали сказку о спящей царевне! Да! Именно таким поцелуем надо будить в женщине царевну!

– Ты! Ты сдурел, что ли? – счастливо фыркнула Татьяна, оттолкнув Веткина от себя. – Совсем с ума сошел.

– Ну да, совсем, – тихо улыбался он. – Давай я буду распутывать игрушки, а ты вешать, потому что мое желание уже исполнилось.

– Хм, надо же – совсем сдурел, – растерянно проговорила она и вдруг выбежала из зала.

Она прибежала к себе в комнату и некоторое время просто сидела на раскладушке. Вот дурачок! Что он себе вообразил, а? Да она никогда не изменит Эдмунду! Она никогда не бросит своего мужа, даже если вдруг кого-то сильно полюбит! Потому что…

– Ой, Эду же нужно сварить геркулесовую кашу! – вдруг вспомнила она.

У любимого был очень нежный желудочно-кишечный тракт, и после бурных застолий он всегда мучился животом. Спасала его только геркулесовая каша. Обычно Татьяна готовила ему овсянку с утра, но сегодня… Кстати, а который уже час? Ничего, она приготовит сейчас, потому что… ну надо же чем-то занять руки.

Татьяна насыпала в кастрюльку геркулеса, зачем-то плеснула туда подсолнечного масла и разбила яйцо.

– Ой, что это я? – отдернула она руки от кастрюльки. – Я же кашу собралась варить, а руки… А руки маску сотворили, надо ж!

Хихикнув, Татьяна подошла к зеркалу и наложила всю эту несостоявшуюся кашу на лицо. После чего уселась на раскладушку. Эх, сейчас бы в креслице растянуться…

Она и не заметила, как ее сморил сон. Все же сегодняшний день был богат на события. Этот автобус, елка, потом они наряжали елку… С Игорем…

– Таня! – разбудил ее гневный, хмельной голос.

Татьяна испуганно вскочила.

– Ты… Т-татьяна! Т-ты… ты больна! – круглыми, точно у совы, глазами смотрел на нее супруг.

Вероятно, банкет закончился, и он пришел домой в поисках отдыха и внимания. Но вот больная супруга…

– С чего ты взял?

– Таня! У тебя все лицо в коростах! – еле держался на ногах нежный супруг. – Я не могу с тобой жить более… Я заражусь!

– Тьфу ты! – поднялась Татьяна. – Это маска. Для омоложения кожи лица. Из геркулеса.

– Из моего геркулеса?! – вытаращился муж.

Татьяна уже наливала в тазик воды и смывала маску. Да уж, надо было раньше смыть, как же это она?

– А мне?! – стоял прямо над ней Эдмунд и гневно тряс хохолком. – А мне маску? Для омоложения?

Татьяна неторопливо вытерла лицо и посмотрела в зеркало. И в самом деле – результат виден сразу. Вон, какая упругая кожа.

– А мне маску?! – топнул ножкой супруг.

– Извини, Эдик, тебе не осталось.

На банкете было весело. Компания уже набрала нужный градус, непьющий люд отсортировался, и теперь за столом остались только самые крепкие, выносливые и патриотичные. Потому что каждый теперь поднимал рюмку исключительно за процветание театра. И поднимал довольно часто.

– А давайте выпьем за нас! – в который раз подскакивала веселенькая Женька. – Чтобы наш театр пополнялся известными актерами! Например…

– Например, мной, – кивнула Анжела Кузьминична. – Я не покину наш театр никогда!

– А судя по тому, как вы, голубушка, неудержимо растете в весе, театр наш будет непременно пополняться, – размышлял Чеботарев. – Давайте выпьем!

Потом банкет пошел по известному сценарию. Сначала Эдмунд Леонидович высказывал претензии, что его никто не понимает, потом Чеботарев привязался к его прическе, дескать, такие коконы на голове перестали носить еще при Грибоедове, после чего Эдмунд пьяненько икнул и выскочил из-за стола. Чеботарев взял гитару и началась песенная вакханалия. Женю отчего-то тянуло на заунывные, совсем не новогодние песни, в частности, на «Лучину», а вот Анжела Кузьминична была настроена на молодежно-боевой лад, поэтому многострадальная «Лучина» у нее звучала рэпом.

– Ты горрри, гори, моя лучина, ёй! Догорю, чуп-тубу тап, с тобой – трыц-тырынц, и я, ёу! – дергала руками прима.

– Дед Плутон! Срочно позовите вашего внука! – требовала Женька. – Я сейчас Василь Васильичу медляк закажу… «Черного ворона», а меня и пригласить некому.

– Дык, кто ж под «Ворона» пляшет-то? – моргал белесыми ресничками старичок. – Тут это… плакать надо.

– Вот я ему и поплачусь! Зовите!

– Тихо! – рявкнул Чеботарев. – Мне из дому звонят!

Ему и в самом деле звонила Люська. Вот ведь настырная баба! Уже который раз за день трезвонит, прям-таки второй раз названивает! А ведь говорил ей – не фиг звонить!

– Алло! – сурово отозвался в трубку Чеботарев. – Чего хотела?

Услышать он не успел. Анжела Кузьминична подлетела, выхватила трубку и затрещала противным голосом:

– Женщина-а! В чем дело? Я не понимаю! Артист Чеботарев сейчас на репетиции ансамбля, вы его отрываете от трудовых будней! Не смейте звонить сюда!

Чеботарев крякнул. Вообще-то он не хотел, чтобы Люська названивала, но вот, чтобы Анжела Кузьминична лезла в его личные дела – этого он не хотел еще больше!

– Дай-ка! – выдернул он трубку у коллеги. – Люся, и что у тебя? Да, у нас репетиция. Кто с тобой говорил сейчас? Это… техничка наша, у нее работа такая – хватать чужие трубки и быть автоответчиком. А то… на порядочного секретаря наш главреж никогда не накопит…