7

В этом доме жили две женщины. Они умудрялись прекрасно сосуществовать и не мешать друг другу. Им всегда было о чем поговорить.

Вера Дмитриевна захлопнула крышку ноутбука, сняла очки и прикрыла глаза. На сегодня, пожалуй, хватит. За окном поздние июльские сумерки.

Мадлон сидела на подоконнике и смотрела на небо.

– Красиво, – согласилась Вера Дмитриевна, встав рядом.

Мадлон не ответила. Она вообще редко удостаивала ответом свою хозяйку.

– У меня сегодня совершенно чудовищный текст, я бы вообще запретила его издавать. Хотя… может, старею… но роман про гоблинов… Пожалуй, пора выдвигать свои условия издательству и больше не брать подобные тексты на корректуру.

Мадлон продолжала неподвижно сидеть. Но она точно все слышала. Эта кошка вообще была идеальным слушателем.

– Королевство гоблинов против королевства орков, только представь. Я это читаю.

Вера Дмитриевна ненавидела праздность. Она брала тексты на корректуру для того, чтобы заняться делом. Когда-то работы было много, она привыкла окунаться в нее с энергией и азартом. Профессиональный филолог, высококлассный корректор, Вера Дмитриевна правила все научные статьи, доклады и книги своего мужа – известнейшего физика-исследователя Константина Ивановича Свиридова. А потом его не стало, и жизнь резко опустела. Нет, не потому что нечего стало корректировать, некуда выезжать, некому готовить костюмы и быть секретарем. Это все просто прилагалось к их жизни – насыщенной, сумасшедшей, трудной и счастливой. Он был талантливый ученый, она – его мамкой, нянькой, сиделкой, женой. Так всем казалось со стороны. И, может быть, порой, даже ей самой. Но все же главой семьи являлся муж. Окончательные решения всегда принимал он. Просто Константин был романтиком, он оставался им до конца дней. Муж никогда не терял какое-то удивленно-детское восприятие этого мира при условии, что в голове его не прекращался процесс поиска ответов на труднейшие вопросы, выводы новых формул и научных изысканий.

Жить с ним было неимоверно интересно. Жизнь пролетела как один миг. А потом вдруг резко оборвалась. Кому-то он понадобился срочно там, на небесах, оставив здесь свой незаконченный труд, жену, двух сыновей и кошку, которую котенком подобрал у подъезда.

– Вера, посмотри, кто у нас теперь будет жить.

В руках мужа был маленький дрожащий котенок, грязный и блохастый. Но не выбрасывать же… и котенка понесли в ванную отмывать.

У них никогда не было кошки. Собака жила, когда дети еще не выросли, появлялись хомяки, черепаха, а по весне – майские жуки в коробочках. Квартира напоминала сумасшедший дом, муж пребывал в восторге.

А с кошками как-то не складывалось. Довольно скоро выяснилось, что эта, темно-серая с передней белой лапой, непростая.

– Мне кажется, француженка, – рассуждал Константин Иванович, – ты только посмотри на ее глазищи и острую мордочку. И тощая, сколько ни корми.

– Не тощая, а стройная, – поправляла мужа Вера Дмитриевна, – грациозная.

– Я и говорю – француженка, – довольно хмыкал муж. – Вхожу в кабинет, а она сидит на моей недописанной статье. Не иначе как шпионка кардинала Ришелье.

После смерти Константина Ивановича Вера Дмитриевна начала курить. Дом вдруг стал холодным и безмолвным. Из него исчезла жизнь – бесконечные телефонные звонки, беспорядок на рабочем столе, забытая на диване одежда, салфетки и листочки с наспех написанными формулами по всей квартире. Остались пачки сигарет. В один из вечеров, когда было совсем невыносимо и хотелось кричать до сорванных голосовых связок, она зажгла сигарету, втянула в себя дым, закашлялась страшно, но докурила до конца. Комната наполнилась привычным запахом, создавая ощущение, что он здесь. Просто в соседней комнате. Вот сейчас войдет с газетой в руках и скажет:

– Послушай, какую ерунду написали…

К научным статьям Вера Дмитриевна больше не притрагивалась, хотя ей предлагали. Не могла. Как только видела тексты – дышать становилось нечем, поэтому предложила свои услуги издательству, специализировавшемуся на художественной литературе и публицистике. Ее встретили там с распростертыми объятиями.

– Надо переходить на мемуары, – резюмировала Вера Дмитриевна, и Мадлон в ответ чуть пошевелила хвостом. Согласилась.

Где-то там, в глубине квартиры, зазвонил телефон. Сын. Один из. Они звонили каждый вечер, беспокоились, спрашивали про здоровье и настроение, обязательно заглядывали на неделе и привозили все подряд: от цветов до кошачьего корма.

Вера Дмитриевна шла на звук телефона. Совершенно разные получились сыновья, причудливо распорядилась природа. Старший, темноволосый, сероглазый, взял внешность отца и рациональный практичный ум матери. Младший обликом пошел в Веру Дмитриевну, унаследовав ее непокорные вьющиеся русые волосы и слегка припухлые губы. Он был мечтателем и романтиком, как отец.

Телефон нашелся на кухне.

– Привет, мам, – послышался в трубке родной голос.

– Привет.

– Как твои дела?

– Отлично, читаю роман про гоблинов.

– Мама… ты идешь в ногу со временем. Скоро начнешь ходить в кино на «Железного человека».

– А это кто?

– Вот посмотришь и узнаешь, – там явно поддразнивали.

– Как твои дела? – вернула она вопрос сыну.

– Нормально. Еду домой, было три встречи.

– Как Лара?

Неудобный вопрос и чуть заметная пауза.

– Нормально.

Матери можно было бы и не врать. Но ведь он характером в нее. У ее старшего сына всегда все хорошо.

– Я соскучилась по Кате.

– Мы завтра к тебе приедем.

Он не добавил, что втроем. Впрочем, она и так знала – приедут без Лары.

На кухню пришла Мадлон, села рядом, начав лапой умываться.

К гостям.

8

Машина остановилась у подъезда элитного жилого комплекса, затерявшегося в центре Москвы среди старых переулков и лип. Всего два двухподъездных шестиэтажных дома, стилизованных под модерн, подземная стоянка, огороженная территория, детская площадка, цветники, высокие деревья и тишина. Минут десять ходьбы пешком – и ты уже на оживленной столичной улице с нескончаемым потоком автомобилей и людей. Здесь же – островок покоя, когда-то еще и островок счастья.

Свиридов покинул салон, машина неслышно тронулась с места. Водитель направил ее на стоянку.

Дома тоже было тихо, только работал телевизор с мультфильмами.

– Папа, ты сегодня рано! – Катя выбежала в коридор. На голове у нее были смешные хвостики. Штук семь. – Нравится?

Дочка начала вертеться.