— Ты с ним раньше не сталкивалась? — понимающе уточнила я.

— Творец миловал, — отмахнулась Тати с содроганием. — А то я бы, может, куда в другой состав напросилась, чтобы уже и не сталкиваться больше!

— Хорошо тебя понимаю, — вздохнула в ответ. — Я тоже уже всерьез пожалела, что решила поехать именно сюда.

— Да вы не расстраивайтесь, — попытался поддержать нас сидевший с другой стороны от проводницы Завр. — Завтра капитан поутихнет и всех отпустит. Если, конечно, никто из вас не убийца.

Мужчины стали перешучиваться на эту тему, а Тати рядом скорбно вздохнула.

— Не понимаю, что там вообще случилось, — призналась она. — Кто его убил? Когда? И как так, что мы ничего не услышали? Там же такие тонкие стенки! Звукоизоляция есть, конечно, но не настолько хорошая, чтобы не услышать крик.

— Или он не кричал, — задумчиво пожала я плечами. — Кто убил… Ну, учитывая его манеру общения, врагов у него могло быть предостаточно, тем более он, насколько я понимаю, был журналистом.

— Откуда ты знаешь?

— Что-то он такое болтал про своего редактора, — пояснила рассеянно. — Убили наверняка с помощью духа.

— А это-то ты откуда взяла? — изумилась Тати.

— Да, мне тоже интересно, — высунулся из-за нее Завр, который явно прислушивался к моим рассуждениям.

— Так шериф же сказал, — растерялась я от такого внимания.

— Когда?

— Ну, он говорил, что в вагоне несет мертвечиной.

— Так это про кровь, — возразила Татина и побледнела, прикрыв ладонью рог, — видимо, вспомнила. — Пахло действительно… ужасно.

— Нет, при чем тут кровь! — отмахнулась я. — Некроманты так о духах всегда говорят и о враждебных проявлениях своей магии, это их профессиональный жаргон. Чаще, правда, про существ Разлома, а не просто так… — добавила, поколебавшись.

В столичном УСД некромантов хватало — едва ли не половина следователей из числа боевых, а не один только Гитон Марг. В полиции вообще их полно, они тяготеют к силовым структурам: вырабатывается привычка во время обучения и службы, и в обычной рутинной жизни найти применение их дару не так-то просто. Да и в университете со мной училось достаточно некромантов, причем все — старше остальных студентов, успевшие отслужить. Так что, можно сказать, с магами этой специализации я общалась всю свою жизнь. Пусть шапочно, но кое-что о них знала.

— Ты что, хочешь сказать… — пробормотала Татина, потом затрясла головой. — Нет, даже слышать не хочу! Ты точно своих детективов перечитала, не обижайся, но…

— Очень может быть, — улыбнулась я.

Твари Разлома обычно возле этого самого Разлома и остаются. Но иногда — чаще, чем думают средние обыватели, но реже, чем полагают сторонники разнообразных теорий заговора, — они встречаются и в остальных частях мира. И встречались всегда, еще до возникновения Разлома. Многие серьезные артефакты работают на силе духов, и человеческая жадность пополам с безалаберностью нередко приводит к трагедии, когда какое-то из таких существ вырывается на волю. Я уж не говорю о спонтанных появлениях потусторонних тварей, которые случаются в крупных городах: там больше добычи.

Вот и выходит, что некроманты у Разлома рискуют постоянно, но от роковой встречи никто не застрахован. Тут, конечно, речь о случайности не шла, дух явно послужил орудием убийства. И жертв могло быть куда больше, а так…

Просто еще одно напоминание о хрупкости жизни. Вот был несколько часов назад неприятный, гадкий, мелочный, но живой и чувствующий человек, а вот уже лежит со вспоротым брюхом и таращится в потолок стеклянными глазами на чудовищно спокойном, умиротворенном даже, лице человека, который не успел понять, что умер.

Картина залитого кровью купе так ярко отпечаталась в сознании, что стоило немного расслабиться и отвлечься от происходящего вокруг, и она снова вставала перед глазами. В объеме, цвете и запахах.

Всерьез меня накрыло уже в обещанной одиночке, и впору было даже поблагодарить шерифа за такую заботу. Конечно, ограничься все только лишь обнаружением трупа, и было бы легче, но… навалилось. И усталость нескольких дней пути, когда я не могла толком выспаться, и стычка с некромантом, и осадок от общения с ныне покойным журналистом, чьего имени я так и не узнала, и мерзкая погода. И вообще вся эта поездка, которая изначально вызывала скепсис и, можно уже сказать твердо, не задалась с самого начала. И, конечно, то, что подтолкнуло уехать.

Мне было не то чтобы жаль себя, но до слез обидно. Глупый, банальный, но оттого не менее навязчивый вопрос: за что? Я бесчисленное число раз задавала его себе раньше, когда только выслушивала первые обвинения и еще не верила, что все это происходит на самом деле. Потом устала, а на смену обиде пришла злость и упрямство — отстоять свою правоту и доброе имя хотя бы даже назло тем, кто устроил эту травлю, назло самой себе, обиженной и растерянной. И вот опять.

Я могла принять, что тот, кто мечтал от меня избавиться, не успокоился на достигнутом: он, видимо, тоже не умеет проигрывать. Я готова была смириться с вынужденным отъездом. Но… Творец! Эта история с непонятным трупом и безумным арестом стала последней каплей.

Я лежала на тонком казенном матрасе, на застиранную наволочку сбегали обиженные злые слезы, и повторяла этот вопрос без ответа: «За что?» За что мне все это? Что я сделала не так? Всегда старалась быть справедливой, быть честной и тактичной, тщательно взвешивала все решения и не позволяла себе идти на поводу у эмоций. Да я ради этого профессию выбрала — чтобы сделать мир чуточку более справедливым, правильным! И что теперь?..

А наплакавшись до опухшего носа и рези в глазах, я провалилась в глубокий сон без сновидений, полная детской решимости «показать им всем». Кому и что, правда, придумать уже не успела.

Адриан чувствовал себя словно с похмелья. Воспоминания о вчерашнем дне — смутные и обрывочные, голова тяжелая и горячая, мысли вязкие, во рту мерзкий привкус, в висках тяжело стучит — самое время зарекаться «больше никогда». Только надо вспомнить, что именно «никогда», и вот тогда уже — больше ни-ни.

Полежав несколько минут в постели, мужчина вдруг сообразил, что пару симптомов можно если не отбросить, то существенно ослабить без лекарств и каких-либо еще усилий. Достаточно просто убрать с подушки Гайку, которая устроилась вокруг его головы меховой шапкой с подогревом и вибрацией. Стучало не в голове, просто кошка урчала, а в черепе гуляло эхо.

Прислушавшись к ощущениям, Адриан обнаружил и Кактус, которая растеклась по его груди, и даже гордая недотрога Вакса лежала рядышком, теплым клубком грея бедро.

— Выложился я, да? — со смешком спросил он, чуть запрокинув голову.

— Мрр! — подтвердила рыжая Гайка, ткнувшись усатой мордой в глаз. Если она почти всегда валялась где-то на нем, стоило лечь или хотя бы сесть, то остальные приходили редко, обычно по очереди, изгоняя младшую подлизу. А вот так вот дружно облеживали хозяина, только когда тому случалось добегаться без малого до истощения или банально заболеть.