А на губах слово печать молчания. Она не может разлепить губы. Марии страшно и хочется кричать, но она словно парализована.

Боже мой!

Здесь, сбоку, из окна показался свет… Она хотела забиться от него подальше, но руки-ноги не повиновались ей. Кто идет? Кто?

Свет от свечи прыгал по стенам… Ее хотят убить? Она теперь поняла, что значит эта кровь на платье… ее убивали. Она очнулась, она жива. А теперь убийца пришел снова. Куда ей бежать? Куда прятаться? От кого? Мария напряглась… Она парализована страхом. А может быть, серьезно ранена? Тело все болело, до головы было больно дотронуться…

Звук шагов все ближе и ближе… Мария читает про себя «Отче наш». Ей больше не на кого надеяться…

Внезапно дверь открывается, свет бьет прямо в лицо, из-за этого она не видит, кто вошел. Ее губы по-прежнему шевелятся: «Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша…»

– Вы здесь? – раздается вкрадчивый голос. – Вы живы?

Голос знаком… К ней подходят ближе…

– Это я… Мария… это я… – Перед ней стоит Александр Степанович. – Мария! Кто вас так? – В голосе сквозит озабоченность…

Она говорит почему-то шепотом:

– Я не знаю…

– Странно… Я видел, как вы выскользнули из комнаты, и сразу пошел за вами. Ну… не совсем сразу… но почти…

– Я не знаю, как это получилось… Просто будто порыв ветра меня подхватил, и все. Я даже не помню, как оказалась тут.

– Что было после?

– Не знаю. Кто-то напал на меня.

– Вы видели кто?

– Нет… – Она дотронулась до головы… – Кровь. Голова… кружится.

Вощинский подхватил ее.

– Вы слабы, Мария. На вас напали. Вам нужен отдых. Завтра – осмотр врача. Я доведу вас до вашей комнаты.

А на нее вдруг сходит прозрение. Это сродни чуду. Она вдруг понимает, что не хочет домой. В постылые стены…

– Я не… хочу… к себе в комнату.

– Не хотите? – Он разговаривает с ней шепотом, прикрывая свечу рукой, чтобы свет был не таким ярким.

Свет свечи падает на платье.

– Кровь! – тихо говорит она. – Везде кровь. – Наступила пауза. А потом ее жалобно-просящий шепот: – Заберите меня отсюда.

– Куда?

– Куда-нибудь…

– Что вы имеете в виду, прекрасная Мари? Я не совсем понимаю ваши речи…

– Я не хочу жить у нас… дома… все так скучно… предсказуемо. Я не хочу выходить замуж… не хочу быть похожей на мою маму. Бабушку, тетушку…

– Боже, какие слова. – В голосе звучит легкая насмешка. – Вы понимаете, о чем говорите? Вы сейчас находитесь в таком состоянии. Вам нужен отдых…

– Нет. Я думаю об этом с некоторых пор… Пожалуйста, Алексей Степанович.

Он молчит. Потом изрекает:

– Надо подумать… Я скоро уезжаю из России. В Константинополь, потом в Египет. Париж… Поедете со мной?

– Да. Поеду.

– Сейчас я вас отведу в летний охотничий домик. И не теряя времени, мы поедем в город. Я скажу вам, что делать. И прошу строго следовать моим инструкциям…

Глава шестая. Ожерелье с сюрпризом

В разгаре хаоса тоже есть возможность.

Сунь-цзы

Вероника позвонила утром и пригласила Серафиму на юбилей к матери Мосолова.

– Надо ли? – рассеянно спросила Серафима.

Она не представляла, что там будет делать Вероника после того, как ее фактически изгнали из «рая». То есть не дали войти в семью Мосоловых. А теперь получается, что она собирается общаться с ними как ни в чем не бывало… Серафима вряд ли так смогла бы. А вот Вероника, получается, может… Гордости нет. Или здесь что-то другое? Серафима тут же одернула себя. Кто она такая, чтобы судить других. В конце концов, ей представляется возможность вблизи посмотреть на того, кто подбирается к ее фамильной усадьбе. На этого современного хищника, готового слопать все, что находится в пределах досягаемости. Вот и хороший предлог увидеть Сергея Мосолова и его мамашу.

– Надо. Там будет весь бомонд города. Это мероприятие из разряда обязательных. Я заеду за тобой на машине.

– Когда надо быть готовой?

– Через час. Жди.

– Договорились. За меня не беспокойся, к означенному времени буду при полном параде.

– Вот и замечательно.

По дороге Вероника была непривычно молчалива. Выглядела она неважно, несмотря на макияж и нарядное платье – ярко-синее с серебристыми ромбами.

– Какие-то неприятности? – спросила Серафима.

Вероника посмотрела на нее тяжелым взглядом, но ничего не ответила.

Через некоторое время, впрочем, сказала:

– Не так легко общаться с несостоявшейся свекровью. И не пойти нельзя. Весь наш бомонд там будет. Откажешься – не так поймут. А по правде говоря, вообще не поймут. Такие у нас порядки. Будут думать, что пренебрегаешь, а этого у нас не прощают. Мгновенно изгоем станешь. Это как уйти нельзя остаться. И ехать не хочется, и не поехать нельзя…

Она замолчала.

– Понимаю. Семья Мосоловых рвется захватить все вокруг? Даже ту самую разрушенную усадьбу?

– Хозяева, – кратко бросила Вероника. – Считают, что им все позволено.

Вскоре они приехали в загородный ресторан, где и устраивалось торжество. Поставив машину на парковку, Вероника взяла с заднего сиденья пакет и кивнула Серафиме.

– Пошли! Как я выгляжу?

– Отлично!

– Преувеличиваешь. Я всю ночь не спала. Вспоминала… Жизнь свою разрушенную. Ну ладно, былого не воротишь. Стерва, она и есть стерва.

Народу было много. Гости фланировали по лужайке, собирались в кучки, о чем-то переговаривались между собой… Было видно, что гости собрались, чтобы засвидетельствовать свое почтение Мосоловой-старшей.

Элеонора Степановна сидела в кресле и принимала поздравления. Около нее справа и слева складывались букеты цветов и подарки. Гора свертков и коробочек росла.

Элеонора Степановна была моложавой женщиной лет семидесяти – крашеной блондинкой с довольно ярким макияжем и надменным взглядом. Одета она была в бордовое платье с золотистым узором. На голове большая соломенная шляпа, защищающая от солнца. Когда Вероника с Серафимой подошли к ней, она окинула быстрым цепким взглядом сначала Веронику, потом Серафиму и благосклонно кивнула, не проронив ни слова. Серафима не сводила глаз с шеи Элеоноры Степановны. Дело в том, что на ее шее красовалось ожерелье, которое как две капли воды напоминало старинное ожерелье, хранившееся у Серафимы дома.

– Добрый день, Элеонора Степановна! – бодро начала Вероника. – Поздравляю с юбилеем. Желаю здоровья, всех благ, дальнейшего процветания во славу нашего родного города.

Она протянула пакет, юбилярша взяла его, достала оттуда сверток, развернула его. Подарком оказалась скульптура, изображающая олениху с олененком. Немного помолчав, Мосолова завернула скульптуру обратно и положила сверток справа от себя.

– Спасибо, Вероника.

– Это моя знакомая. Гостья из Москвы. Серафима