В гостинице им предложили два койко-места в разныхшестиместных номерах – мужском и женском. Этот вариант Настю не устраивалкатегорически, пришлось доставать еще одну стодолларовую купюру, после чегоадминистратор, лучезарно улыбаясь, протянула ей ключ от стандартногодвухместного номера с телефоном и санузлом. Вероятно, в аэропортовскойгостинице это был номер самой высшей категории.

В номере она швырнула сумку на пол, скинула куртку иплюхнулась на кровать. Сауляк аккуратно повесил свою одежду в шкаф и уселся вкресло. Со своего места Насте не было его видно, но она могла бы голову дать наотсечение, что он опять сидит, скрестив руки и закрыв глаза.

– Вы будете продолжать голодовку? – с сарказмомспросила она Павла.

– А вы уже успели проголодаться? – отпарировалон. – Вас прокормить – никаких денег не хватит.

– У меня нормальный аппетит здорового человека, неотягощенного муками совести, – весело ответила Настя. – А глядя навас, можно подумать, что вам кусок в горло не лезет. От страха, что ли?

– Завидую вашему оптимизму. Впрочем, не зря же говорят, чтомногия горести – от многих знаний.

– Так поделитесь со мной вашими горестными знаниями, может,и у меня аппетит пропадет. Сэкономим на еде.

Он не ответил, но Настя с удовлетворением подумала, чтопроизносимые им фразы стали длиннее, чем вчера. Ничего, со временем она егоразговорит, нужно только терпение и немного выдумки. Одну особенность ПавлаСауляка она уже высчитала: он не может мгновенно перестраиваться. Вчера вресторане, когда она неожиданно назвала его Пашенькой и заговорила с нимласково-просительно, он отступил от избранной жесткой линии поведения. Непотому, что поддался на ее мягкость, а потому что растерялся. И именно этимможно объяснить тот фортель, который он выкинул, танцуя с ней. Этот человектеряется, когда чего-то не понимает. Что ж, будем исходить из этого.

Некоторое время она лежала молча, подняв кверху руки ипридирчиво рассматривая маникюр. Потом перевернулась на живот, оперласьподбородком на руки и в упор стала разглядывать Павла. Тот никак не реагировал,даже не пошевелился, словно окаменел.

– Как вы думаете, они сидят внизу или караулят нас наулице? – спросила она.

– Скорее всего кто-то из них сидит внизу, а кто-то – в холлена нашем этаже. Они же друг от друга тоже прячутся.

– Здесь не Москва, надолго их не хватит. Надо их всехкуда-нибудь увести, пусть потолкутся на одном пятачке.

– Хотите поэкспериментировать? – Он приоткрыл глаза, ноголову не повернул.

– А что? Не вам же одному. Я люблю развлечения, скука меняугнетает и лишает работоспособности. Собеседник из вас никакой, а если нельзяразвлекаться с единомышленниками, то можно попробовать использовать для этоговрагов. Как вы считаете?

– Тот, кто вас нанял, по-видимому, полный идиот, –процедил Сауляк. – И где только он вас откопал?

– Не грубите, Павел Дмитриевич. Если бы я не встретила васвчера возле ворот вашего богоугодного заведения, вы бы уже стыли в придорожнойканаве, и легкий февральский снежок тихо падал бы на ваше бездыханное тело.Может быть, вы и правы, я не настолько опытна, чтобы довезти вас до местаназначения целым и невредимым, но по крайней мере лишние сутки жизни я вамподарила. Хоть бы за это спасибо сказали.

– Сутки жизни, как и деньги, лишними не бывают.

– О, да вы еще и философствуете? Вашему самообладанию можнопозавидовать. Вы знаете, что за вами идет охота, вы вверили свою жизньнеопытной и глупой истеричке, стало быть, шансов уцелеть у вас – минус нольцелых семь десятых. А вы мелко склочничаете, считаете копейки, которые я трачуна еду, между прочим, не из вашего кармана, да в придачу рассуждаете обренности жизни. Браво! Значит так, Павел Дмитриевич. Или вы прекращаете игратьв гордость и самодостаточность и мы наконец начнем с вами нормально общаться,или я ухожу в город обедать. Оставайтесь здесь в высокомерном одиночестве, и япосмотрю, сколько вы протянете, когда к вам в номер начнут ломиться вашидоброжелатели. Их по меньшей мере четверо, не исключено, что они уже познакомилисьи договорились о совместных действиях. А у вас даже оружия нет.

– А что, у вас оно есть?

– У меня тоже нет. Но у меня есть тайна, которую я вокругсебя создала. И пока они эту тайну не разгадают, они не тронут вас у меня наглазах, потому что иначе им придется причинить мне вред, а они пока не знают,можно ли это делать. Как только мы с вами расстаемся, ситуация в корнеменяется. Без меня вы совершенно беззащитны.

– Послушайте, чего вы добиваетесь? Чего вы от меня хотите?

– Я хочу выполнить свое задание. И для этого мне нужно хотьчто-то знать. Согласитесь, вслепую работать очень сложно. И если вы, ПавелДмитриевич, отказываетесь со мной разговаривать на интересующие меня темы, томне придется совершать одну ошибку за другой, подвергая вас и себя ненужномуриску. Я ведь могу сейчас пойти в милицию и заявить, что у меня пропал паспорт.Я скажу им свое настоящее имя, они пошлют запрос в Москву, получатподтверждение и выдадут мне справку, в которой будет стоять уже моя настоящаяфамилия, а не Сауляк. Я готова сделать это, если вы мне объясните, почему я недолжна носить вашу фамилию. Но вы же молчите, замкнутый и неприступный. Выотноситесь ко мне как к идиотке, которая неизвестно почему болтается у вас подногами и мешает спокойно вернуться в Москву или куда там вы собирались ехатьпосле освобождения. Да, согласна, я не гигант мысли и опыта у меня маловато, нотот план, который я пытаюсь осуществить, уже позволил нам спокойно прожитьцелые сутки, даже больше, значит, он не так уж глуп. Почему бы вам не признатьхотя бы это?

– Я уже сказал вам в самолете: вы выбрали правильнуютактику. Вам нужно, чтобы вас хвалили через каждые пять минут?

– А как же! – рассмеялась она. – Я – женщина, этимвсе сказано, если вы, конечно, не забыли за два года, что такое женщина.Женщины воспринимают окружающий мир через вербальную коммуникацию, а напоступки внимания не обращают. Можно приносить зарплату, делать подарки, непить и не изменять жене, но если мужчина не будет ей трижды в день говорить,как он ее любит, она будет считать, что он плохо к ней относится. И наоборот,можно вести себя безобразно, изменять направо и налево и даже бить жену, ноесли говорить ей постоянно, что она самая красивая и самая любимая, то женщинабудет пребывать в полной уверенности, что муж ее обожает, и все ему прощать заэто.

– Слава Богу, я не ваш муж, так что не ждите от менякомплиментов.

– А чему вы радуетесь? Между прочим, быть моим мужем не такуж плохо. Я ведь прилично зарабатываю, ввязываясь в аферы вроде нынешней. Уменя нет недостатка в клиентах. Кстати, если хотите, можете меня нанять.

– Зачем вы мне нужны? По-моему, за безопасную доставку моейперсоны вам уже заплатили. Хотите два урожая собрать, мошенница?