– Хорошо. Пойдемте.

Музыканты заиграли новую песню, перед эстрадой уже толпилосьдовольно много народу, и танцевать можно было только тесно прижимаясь друг кдругу. Настя закинула руки на плечи Павлу, тогда как он довольно грубо положилладони на ее ягодицы, обтянутые короткой юбкой.

– Э, полегче, – тихонько попросила она. – Это ужеслишком серьезно.

– А я не шучу. Вы сами этого хотели.

– Я хотела вовсе не этого, вы прекрасно это понимаете.Должны понимать.

– Посмотри на меня, – потребовал он, и Настя с каким-тонеприятным чувством отметила, что он наконец обратился к ней на «ты».

Она подняла голову и наткнулась глазами на его взгляд.

– Ты хотела этого, – тихо и медленно говорил Павел,крепче и крепче сжимая ее ягодицы. – Ведь ты же хотела именно этого, нетак ли? Ты хотела этого с того самого момента, когда целовалась со своим поклонникомднем в этом ресторане. Ты целовалась с ним, а хотела, чтобы на его месте был я.Ты и сейчас этого хочешь. Ну, признайся же, признайся, и тебе сразу станетлегче. Скажи, что ты хочешь меня.

Она впала в оцепенение, подобное тому, которое охватило ееза обедом. Руки вмиг стали горячими и какими-то слабыми, ей казалось, что онадаже шариковую ручку в пальцах не удержит. Слова уже бились в горле, рвались наязык, и она была уверена, что произнесет сейчас: «Да, я хочу тебя», и ей сразустанет легче, и все будет хорошо, ну просто отлично. Его тихий монотонный голосзавораживал, увлекал ее в какую-то темную страшную пучину безволия, егохолодные пальцы уже сжимали ее бедра под юбкой…

Она сделала последнее усилие, вырвалась из его рук изалепила ему пощечину. Никто не обратил на них внимания, музыка звучалаоглушающе громко, пары были заняты самими собой. Павел легко перехватил ее рукуи сжал кисть с такой силой, что у нее выступили слезы. Он сделал еще однолегкое, почти незаметное движение, нажав на болевую точку, и Настя опустиласьна колени, не удержав равновесия. Теперь уже внимание к ним было привлечено,танцующие расступились, в дверях показались головы вышибал, готовых по первомузнаку кинуться наводить порядок. Павел подал ей руку и помог встать. Они дошлидо своего столика, провожаемые удивленными взглядами, и молча уселись. Краемглаза Настя заметила Короткова. Она подняла руку, подзывая официантку.

– Позови Германа, – бросила она, не глядя на девушку.

Через несколько минут к ним подбежал услужливый метрдотель.Настя открыла сумочку и вынула из нее три купюры по пятьдесят тысяч.

– Пошлите кого-нибудь, пусть купят цветы. Розовые гвоздикидля меня и желтые – вон на тот столик, где мой поклонник сидит. И побыстрее.

Герман схватил деньги и умчался.

– Я вас не понимаю, – произнес Сауляк.

«Ну вот, наконец-то, – с облегчением подумалаНастя. – Наконец-то ты заговорил со мной первым, а не просто отвечаешь намои назойливые вопросы. Наконец-то ты чего-то не понимаешь. Дело сдвинулось, новидит Бог, это стоило мне… И синяк теперь на руке будет».

– Чего вы не понимаете? – устало спросила она,машинально поглаживая болезненно ноющее место на запястье.

– Зачем вы покупаете цветы, которые вам не нравятся?

– Затем, что я никогда не покупаю цветы, которые мненравятся. Цветы, которые мне нравятся, мне дарят люди, которые хотят сделатьмне что-нибудь приятное.

– Это не ответ.

– Другого не будет.

– А желтые гвоздики вам нравятся?

– Нет. Я вообще гвоздики не люблю, никакие.

– Значит, они нравятся вашему Ромео?

– Откуда я знаю, что ему нравится, – она равнодушнопередернула плечами.

– Тогда зачем…

– Не знаю, – оборвала она Павла. – Низачем. Я жене спрашиваю, зачем вы это сделали там, возле эстрады. Сделали, потому чтозахотели или посчитали нужным сделать, вот и весь ответ. И я не считаю себявправе требовать от вас отчета, почему это вы решили поступить так или иначе.Решили – значит, решили. Как решили – так и поступили.

– Вы весьма демократичная особа, должен вам заметить.

– Увы, нет. Я анархистка, сторонница абсолютной свободы.Главным образом я имею в виду свободу принятия решения. Поэтому не пристаю квам с вопросами и не собираюсь отчитываться перед вами по поводу цветов. Есливы наелись, мы можем возвращаться в номер.

– А как же цветы? Их ведь еще не принесли.

– Принесут в номер.

Настя расплатилась по счету, и они снова поднялись на третийэтаж. За стодолларовую бумажку Елизавета Максимовна записала в журнал, что вполулюксе живут двое, и новая дежурная, сидящая на посту на третьем этаже,ничего у Насти не спросила, только проводила ее недоброжелательным взглядом.

– Вы будете спать в спальне, – сказала она Павлу нетерпящим возражений тоном.

Он ничего не ответил, только молча кивнул. Настя быстропрошла в спальню, взяла свою одежду и скрылась в ванной, чтобы переодеться. Онас остервенением намыливала лицо, смывая слишком яркую косметику, потом всталапод душ. После горячего душа она снова влезла в свои любимые джинсы, натянуламайку и свитер и почувствовала себя гораздо лучше.

Войдя в комнату, она сразу увидела огромный букет,валяющийся на журнальном столике. Павел сидел в кресле, и Настя ничуть неудивилась, что он снова сидит с закрытыми глазами, скрестив руки на груди изакинув ногу на ногу. Похоже, это была его любимая поза, и только так ончувствовал себя комфортно и удобно.

– Давайте ложиться спать, – сказала она. – Вы,наверное, устали.

– Нет.

– А я устала. И хочу лечь.

Сауляк поднялся и не говоря ни слова вышел в спальню. Настяпошла следом за ним, сняла постельное белье с одной из кроватей и, вернувшись вгостиную, постелила себе на диване. Погасив свет, она сняла обувь и свитер инырнула под одеяло, оставшись в джинсах и майке. Мало ли как жизнь повернется,вдруг придется вскакивать и нестись куда-нибудь сломя голову.

Она знала, что вряд ли сможет заснуть, когда совсем рядом, внескольких метрах от нее, находится человек, источающий непонятную, но весьмаощутимую опасность. Но хотя бы просто полежать, спокойно полежать и подумать.Она знала, что должна последовательно перебрать в памяти все, что произошло засегодняшний день, шаг за шагом, слово за словом, чтобы составить хотькакое-нибудь представление о том, что такое Павел Сауляк.

В спальне было тихо, похоже, Павел даже не вертелся с бокуна бок. Внезапно она улышала, как скрипнула кровать, потом раздались едваслышные шаги и открылась дверь, ведущая из спальни в гостиную.

– В чем дело? – спросила Настя вполголоса.

– Хочу задать вам один вопрос. Можно?