На Чезаре, скажем откровенно, папа полагаться не спешил. После убийства Хуана он вообще с ним долго не разговаривал – видимо, подозревая, что Чезаре и есть убийца. Но Хуана не вернешь, жизнь диктует свои требования, так что надо что-то решать. Папа, возможно, сам стал побаиваться своего старшего из оставшихся в живых сыновей: мол, этот если стакан воды в старости и подаст, то неизвестно, что в том стакане плавать будет, может, отрава какая. Но ничего не поделаешь, не Гоффредо же продвигать. Тот вообще непонятно, чей сын, очень возможно, и не папин вовсе. Стакан воды без яда, наверное, принесет, но в остальном одно расстройство и огорчение. Ну его на фиг. Будем работать с Чезаре.

Кардинал во главе армии смотрелся бы свежо и невероятно гламурно, но все-таки слегка неоднозначно. Поэтому молодой кардинал Борджиа предстал перед коллегией кардиналов и попросил уволить его по собственному желанию без обязательной двухнедельной отработки. Я, говорил Чезаре, совершенно потерял себя. Я остановился в своем развитии. Чтобы расти как личность и двигаться вперед, я обязательно должен сменить сферу деятельности, научиться принимать нестандартные решения и избавиться от стереотипного мышления. Поэтому отпустите меня, пожалуйста. Хочу, чтобы у меня были жена и дети. Ипотеку возьму, дом построю, кота заведу, честно-честно! Двух котов, если надо. А что касается спасения души, то вот обязательно, что ли, ее в этих красных тряпках спасать? Я с самим папой консультировался, он сказал, что необязательно. А папа в этом деле все-таки краевед.

Кардиналы чувствовали себя неловко, потому что первый раз наблюдали такое вопиющее безобразие, как сложение кем-то с себя кардинальского звания. Хотя, справедливости ради, ничего ужасного в этом факте не было. Чезаре был кардиналом-дьяконом, в священники рукоположен не был, таинства совершать права не имел, пастырскими обязанностями не отягощен. Это в двадцатом уже веке ту лавочку прикрыли и предписали, чтобы каждый кардинал был по совместительству еще и священником. А тогда – гуляй, рванина! И, в принципе, если человек, не будучи священником, хочет покинуть церковную должность, почему бы его и не отпустить с миром? Еще и ускорение придать всеми возможными способами. На улице очередь стоит из соискателей, претендующих на освобождающиеся должности, резюме прямо в окно судорожно суют, церковные кадровики с ног сбились. Просто непривычно было принимать такие решения, прецедента не было. Ну вот теперь будет.

Чезаре отпустили, дали обходной лист, велели сдать обмундирование, пропуск и скидочную карту в ватиканскую парикмахерскую. Все были довольны. Один только выеживался – посол католических величеств Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской. Да вы, говорит, тут обалдели все! Их величества моими устами выражают крайнюю обеспокоенность, проще говоря, просили вам передать, что вы совсем берега попутали. С какого такого перепугу вы освобождаете кардинала нашей святой церкви от почетной обязанности этой самой церкви служить?

Возмущение посла понятно. Он и его работодатели сильно подозревали, что Александр VI начал благосклонно посматривать в сторону Франции и может вот-вот заключить с ней союз, а освободившегося от оков церковного служения сына женить на профранцузской кандидатке и таким образом подмять под себя Неаполь, который Арагонская династия считала своим.

Папа тогда говорит: да чего вы орете-то, гражданин посол? Ну разве мы чужие люди? Мой сын… lo siento[12], мой родственник со стороны семиюродного дедушки Чезаре из кардиналов уволился, остались бесхозными некоторые церковные бенефиции. Не пропадать же им. Поэтому мы их в полном объеме передадим тому, на кого прямо укажут их католические величества. О’кей?

Посол говорит: да вы тут обалдели все! Как можно было так токсично заабьюзить собственного ребенка, заставляя его заниматься нелюбимым делом – служить в церкви? Вы чуть не загубили молодое дарование! Хорошо, что у него хватило моральных сил вырваться из-под вашей удушающей опеки и найти себе занятие по сердцу. Где тут ваши церковные бенефиции, давайте их сюда, мы за ними присмотрим. Чтобы у вас, папа, не было соблазна все взад переиграть.

На том и порешили. А вот в отношении французов испанцы ни разу не ошибались. Французы вышли на политическую сцену во всей своей красе.

* * *

К тому времени власть во Франции сменилась. Король Карл VIII, еще недавно ходивший на Неаполь, убил себя об стену. Об этом его попросили подданные, безумно благодарные ему за результаты итальянского похода. Шучу, никто его не просил. Сам виноват: задумался о судьбах родины и на ходу врубился лбом в низкую притолоку. С тех пор судьбы родины навсегда перестали его волновать.

Родственник и наследник Карла, новый король Людовик XII, тоже очень хотел в Неаполь. Потому что там море, лимоны и трон, на котором очень симпатично смотрелся бы представитель французской королевской династии. Но он тщательно проанализировал ошибки своего предшественника и сказал: «Мы пойдем другим путем!» И действительно пошел.

Вот, например, иду я на Неаполь, рассуждал Людовик. И рано или поздно обязательно чувствую, как в затылок кто-то тяжело дышит. Оборачиваюсь – а там миланские Сфорца. Глаза отводят и руки за спину прячут. И вроде бы они мне союзники, но, ориентируясь на печальный опыт кузена Карла, я понимаю, что при первом шухере (и даже без него) они мне уже не союзники, а самые наивражеские враги: напасть на меня им как нефиг делать, если у них есть поддержка кого-то значимого. Значит, прежде чем идти на Неаполь, надо нейтрализовать Сфорца и хапнуть себе Милан. Тем более юридические основания как раз есть. Это у Карла их особо не было, а вот у него, Людовика, совсем наоборот – по Орлеанской линии.

«Когда я был маленьким, – говорил король Людовик каждому, кто соглашался его слушать, а соглашались многие, – у меня тоже была бабушка. Единственная законная дочь герцога из династии Висконти Джан Галлеаццо, Валентина Ивановна Висконти. Герцогиня Орлеанская по мужу, то есть по дедушке. Сфорца-то эти худородные получили свои якобы права через незаконную герцогскую дочку, а я внук наследницы самой что ни на есть законной. Так что я бы огорчил свою бабушку до смерти, если бы не попытался отвоевать ее наследство».

Значит, так, пацаны, сказал король своим приближенным. Идем сначала за бабулиным имуществом. Заходим в Милан, гоним поганой метлой Сфорца, я занимаю трон, размещаем в Милане наши военные базы, и только потом спокойно выдвигаемся на Неаполь, который, кстати, тоже наш, потому что права на него принадлежат Анжуйской династии, а к ней я некоторым образом имею отношение. И никто нам при этом сзади в ухо перегаром не дышит и нож в спину воткнуть не пытается. Многоходовочка! А?

Только чтобы провернуть эту блестящую операцию, надо задружиться с папой Александром VI. Карл с ним дружил плохо, разговаривал через губу – и что вышло? Вон какую судьбоносную роль сыграл папа в деятельности участников Священной Лиги! Я, сказал Людовик, себя «об стену» убивать не собираюсь, не надейтесь. Мне нужен полный успех. Поэтому давайте все думать, как угодить папе. Что он любит больше всего? Власть и деньги? А что еще? Или кого? Детей! Точно, детей!