— Сегодня я этого не ощутила, — произнесла Глория. И твердо добавила: — Мы должны быть вместе. Мы должны вместе проделать весь путь.

Тероян раздумывал, глядя на нее. Молчала и девушка, выжидательно ловя его взгляд. В иной ситуации фраза, произнесенная ею: „Мы должны быть вместе“ — составила бы счастье любого мужчины, столь много она обещала. Но сейчас было иное положение, и иная судьба могла ожидать их обоих. Имел ли он право сразу же подключить ее к своим поискам?

— Я стану вашей тенью, — попросила Глория, прервав его размышления. Поверьте, я уже достаточно сильна, чтобы справиться со своим состоянием. Ведь, согласитесь, вы пока бродите в потемках, как и я?

— У меня уже есть кое-какие предположения, — промолвил наконец Тероян. — Кроме того, я мужчина, мне легче выдержать испытания. Я просто физически сильнее.

— Ну что это за аргумент! — возмутилась Глория. — Прямо какая-то расовая дискриминация. Встаньте, пожалуйста. Тероян послушно поднялся, не понимая, что она задумала.

— Протяните руку, — попросила она. А когда он протянул к ней ладонь, то Глория каким-то хитрым приемом ухватила его за предплечье, согнувшись, развернулась спиной, — и вот он уже перелетел через нее, распластавшись на ковре.

— Ну… знаете ли! — оправившись от изумления, произнес Тероян, потирая плечо. Девушка победоносно стояла над ним, уперев кулачки в бока и расставив ноги. Она пружинисто подпрыгнула и пяткой достала до одной из книжных полок, сбив на пол стоявшую там новогоднюю свечу. Потом посмотрела на продолжавшего лежать Терояна и улыбнулась.

— Вспомнилось что-то такое, — застенчиво сказала она. — Из дзюдо и каратэ. Может быть, я мастер спорта? Чемпионка мира?

— Вы — большая жульница, — поправил ее Тероян, поднимаясь. — Надо же предупреждать, право слово. Впрочем, рефлексы и навыки при такой амнезии не теряются, вы правы. Черт, кажется, вы мне повредили плечо.

— Давайте-ка его сюда! — девушка сама приблизилась, стала массировать ушибленное при падении место. У нее оказались сильные пальцы, и разминала она плечо профессионально, так что Тероян подумал, что, возможно, она действительно имеет какое-то отношение к спорту. Ему были приятны эти прикосновения, и то, как по-хозяйски она расправляется с его пустяковой травмой, как не обращает на него никакого внимания, занятая своей работой. Ее лицо было совсем рядом, и он стоял, не шелохнувшись, словно боясь спугнуть ее — эту птицу-тайну.

— Все! — выдохнула она. — До свадьбы заживет, — и добавила: — Ну теперь вы будете брать меня на свои… прогулки?

— Вынужден, — усмехнулся Тероян. — Иначе вы переломаете мне здесь всю мебель. Но условие: слушаться меня во всем!

— Конечно, — обрадованно ответила Глория, и ему показалось, что она сейчас даже бросится ему на шею. Так светились ее глаза — два синих пламени.

— А теперь — поехали, — поспешно сказал он. — Нас ждет одна удивительная семья.

К Карпатовым добрались за сорок минут — они жили возле метро „Новослободская“, в трехкомнатной квартире. Старшему сыну Маши, от первого брака, было теперь около тридцати, он пошел по военной линии и командовал батальоном в районе Алтая, где, как и по всей стране, то затухали, то разгорались какие-то неумолкаемые бои — с местными бандформированиями, с контрабандистами из Китая, с феодальными князьками, и порою было даже трудно разобраться — кто и с кем воюет? По Великому Сценарию так и должно было происходить — держать Россию в постоянном нервном напряжении, лихорадить ее тело, пичкая губительными лекарствами, выписанными по рецептам „мирового правительства“. Письма от него приходили редко.

Маша родила Олегу двух мальчиков-погодков; одному было восемь лет, второму — семь. Вот этот младший, Коленька, и был невинным несчастьем семьи, ее тревогой и болью. Внешне он выглядел, как и все дети его возраста, может быть, лишь более тихий, усидчивый, но так же любознателен и забавен, как и все малыши. У него была симпатичная мордашка, пушистые волосы и ясные светлые глаза. Беда в том, что эти глаза не видели; он родился незрячим. И сколько доктора ни бились над его зрением, все усилия оказывались впустую. Коленьку даже осматривал знаменитый офтальмолог и политик Федоров, но и он лишь развел руками. Оставалась последняя надежда и ее заронил Владислав Шелешев. Он посоветовал Маше и Олегу путь, которым на Руси шли все православные, страждущие исцеления — нести ребенка крестным ходом к Великорецкой купели, пройти вместе с верующими все тяготы дорог и окунуть Коленьку в освященную воду. Много, очень много было случаев, когда подобные больные получали прозрение. Этот путь и решили предпринять глубокой осенью все Карпатовы.

А старший из погодков, Алеша, развивался нормально, рос смышленым, крепким пареньком, напоминая отца в детстве. Ходил в школу, немного озорничал, помогал матери по дому, гулял с младшим братом в окрестностях, оберегая его и рассказывая, что вокруг происходит. Он был его глазами, его тропинкой в мир. Вот в эту дружную, любящую семью и приехали Глория с Тимом, где их ждал радушный прием, накрытый яствами стол, а горе и печаль заперты далеко-далеко на антресолях.

— Давайте-ка сразу примемся за уху, — предложил Олег. — Пока она горячая. Ершиков мы с Алешкой сами наловили. По стопке?

— Я же за рулем, — сказал Тероян.

— Ничего, больше трех я тебе не налью. А попадешь в ГАИ — отмажу, так и быть.

Глория внимательно всматривалась в Олега и Машу, словно желая вспомнить — не встречались ли ей раньше их лица?

— Хашиги сейчас в Москве, — сказал, между тем, Олег, обращаясь к Тиму. — А вообще-то он снует по всему миру, как сумасшедший.

— Знаю, — произнес Тероян. — Днем мы с Жорой пытались навестить его в Медвежьих Озерах.

Карпатов не сдержался, чертыхнулся.

— Ну кто вас туда толкал, идиоты? — прорычал он, на которого даже присутствие женщин не оказывало благотворного влияния. — Вы уже „сфотографированы“, оба. Номера ваших машин записаны, а сами вы на крючке. Я же тебя предупреждал! Зачем я только связался с вами?

— Можешь развязаться.

— Мужчины, может быть, вы поговорите о своих делах после ужина? попросила Маша. Она и в пятьдесят лет сохраняла свою неброскую красоту, свойственную безгрешным и чистым русским женщинам. Олег и Тим чокнулись, выпили по стопке, молча принялись за янтарную уху.

— Я уже второй раз за сегодняшний день слышу это имя — Хашиги, произнесла Глория. — Кто он?

— Один мультяшка из Ирана, — промычал Олег, поглощенный небесной пищей.

— Он как-то связан с моим… делом? — продолжила она. Карпатов вопросительно взглянул на Тима.

— Ну да, — пожал тот плечами. — Я рассказал. Не могу же я полностью исключить Глорию из своих поисков.

Карпатов бросил ложку на стол и потянулся за водкой.

— Пусть Юнгов даст объявление в газету. А еще лучше по телевидению. На всю страну, — со злостью сказал он. — Чего уж мелочиться, пусть все знают!