Кейт успела уйти вперед. Платье облегало танцующие бедра. Вся такая легкая, воздушная, такое золотистое облачко. Картину портили только белые кроссовки. Но даже они шли Кейт и делали ее еще более юной, сияющей и необыкновенно сексуальной. Легкий бриз приподнял подол платья. Бред с улыбкой наблюдал, как она, покраснев, одергивает его.

Он засунул руки в карманы и, чуть ли не насвистывая, пошел следом. У него всегда была слабость к прекрасным ножкам. А ножки у Кейт были первоклассные. Кейт ускорила шаг. Куда это она вдруг так заторопилась? Но вот она уже остановилась возле парка, у ларька, где продавали хот-доги.

Когда он подошел, она уже успела сделать заказ.

Продавец посмотрел на него вопросительно, Бред покачал головой и заплатил за хот-дог Кейт, хотя, безусловно, она могла и сама это сделать. Себе он взял бутылку воды. Они сели на скамейку в парке. Кейт вгрызалась в хот-дог так жадно, как будто несколько дней ничего не ела. Ну да, насколько он мог судить, фактически она ничего и не ела. Так что, даже если бы она сейчас взяла себе полдюжины хот-догов, он бы терпеливо ждал.

Бред вытянул ноги и отхлебнул из бутылки с водой.

— Да, это не пятизвездочный ресторан.

— Я бывала во многих пятизвездочных ресторанах, — жуя, сказала она.

Каждый раз, когда ему приходилось есть в шикарном ресторане, он спрашивал себя, в ту ли руку взял вилку.

— С Гамильтоном, — не удержался он и почувствовал ее взгляд.

Затем она пожала плечами:

— Иногда. Мы были достаточно долго женаты и должны были где-то есть, в конце концов.

Он молчал.

— Я так и не научилась готовить, — призналась Кейт.

— Да, повариха из тебя была никудышная.

— Да и ты не сильно отличался, — мягко заметила она. — Нам ни разу не удалось приготовить горячий бутерброд, не спалив при этом квартиру. — Она подняла хот-дог вверх: — Пятизвездочные рестораны, конечно, хорошая вещь, но это просто божественно!

И она снова принялась жевать, продолжая комментировать происходящее — весело и неразборчиво.

Бред встал со скамейки и одним движением опорожнил бутылку. Он уже взрослый. Откуда же тогда эти ощущения — точно как в девятнадцать, в крошечной квартирке, в которой они были вдвоем?

Кейт не понимала, что с ним происходит, он видел это.

Она как раз вытирала губы с тем изяществом, которое допускала испачканная кетчупом и горчицей бумажная салфетка.

— Как думаешь, мы скоро найдем Мэделин?

— Вполне возможно, Кейт. Прежде надо поговорить с Малдованом.

— Знаешь, я немного побаиваюсь.

— Почему? — удивился Бред.

Она ответила не сразу.

— Ты когда-нибудь себя спрашивал, Бред, что за человек был твой отец? Ты почти никогда не говорил о нем.

Он ждал совсем другого ответа. Кейт всегда была любительницей отвечать вопросом на вопрос.

— В детстве я думал об этом.

— А сейчас уже нет?

— Достаточно того, что мать от него забеременела, а он удрал.

Она глядела куда-то в землю.

— Ты его ненавидишь?

Бред подсел к ней поближе.

— Ты хочешь сказать, что ненавидишь свою мать, Кейти?

— Нет! — Ее взгляд метнулся вверх. — Конечно, нет!

— Тогда при чем здесь мой отец?

Она бессильно опустила голову, и он уже потянулся ее обнять.

— Не знаю, — прошептала она.

Боль была написана на ее лице.

— Я ведь умею ставить диагнозы. Почему же не могу разобраться с собственными чувствами?

Бред наконец отважился взять ее за руку.

— Кейти, намного проще, когда тебя это не касается лично. Кому, как не тебе, это знать.

Она вздохнула и уткнулась лбом в его плечо. Как долго она и представить себе не могла подобного, а теперь снова черпала у него защиту. Как привычно ей было рядом с Бредом, как тепло и надежно!

— Все время думаю: вдруг Мэделин не хочет, чтобы ее находили, — сказала Кейт тихо.

Бред бережно провел ладонью по ее волосам.

— Мы найдем Маделин, и все выяснится.

— Девушка на портрете — определенно моя сестра, Бред. Она должна быть примерно на год моложе меня.

Кейт знала, что у него с собой снимок, сделанный с портрета. Каждый раз, когда она видела девушку с каштановыми волосами, она чувствовала любовь, с которой писалась эта картина.

Материнскую любовь.

— Я даже не знаю, как ее зовут.

Бред снова погладил ее по волосам, с такой нежностью, что у нее защемило сердце. Кейт отодвинулась и сразу почувствовала, как, несмотря на жару, стало холоднее.

Но она была Стоквелл. А Стоквеллы никогда не позволяли себе слабости.

— И это выясним, — пообещал Бред.

— Может, и лучше, что ты не знаешь, кто твой отец, — задумчиво сказала она. — Вдруг он оказался бы таким, как Кейн?

— Я не говорил, что не знаю, кто он.

— То есть? — изумилась Кейт.

— Я же детектив.

Наконец она поняла, почему он выбрал эту профессию.

— Где он?

— Умер.

— О, Бред. Мне очень…

— Не надо. Он был пьяницей и умер в тюрьме, Кейт. Неудивительно, что твой отец меня презирал.

— Он не…

— Всем известно: Кейн считал, что я недостоин его дочери. Знал бы он, что я ищу Мэделин, он бы пешком сюда дошел, чтобы испепелить меня.

— Он знает. Я ему сказала перед отлетом.

— Зачем?

— Он никогда меня не замечал, но этого не мог не заметить. К тому же я не хотела прощаться во лжи.

Ее взгляд машинально отмечал происходящее вокруг. Вот молодая женщина катит на спортивную площадку тачку, на которой водружен ящик с песком. Три шумных подростка носятся за летающей тарелкой. Напротив, через аллею, сидит пожилая пара: женщина читает книгу, ее муж кормит голубей. Оба выглядели умиротворенными и счастливыми.

— Я не знала, как долго мы пробудем в Бостоне, — тихо продолжала она. — А ему с каждым днем становится все хуже и хуже. Я не могла просто исчезнуть.

— Думаешь, ты поступила правильно?

— Хуже всего неопределенность.

Кейт уже перестала понимать, о чем именно они говорят.

— Каждый заслуживает прощения, — закончила она устало.

— Да, каждый, — кивнул Бред.

И они оба подумали о том, что тогда они друг друга не простили.