Оранжевая тарелка пролетела между ними и приземлилась у ног Бреда. И сразу же напряжение улетучилось. Бред поднял тарелку и ловко бросил ее обратно ребятам.

Бред, Гамильтон, она и все их друзья все жаркие солнечные дни проводили либо в парке Стоквеллов, либо на участке Орвеллов. Пока они были вместе, им везде было хорошо. Футбол, бейсбол, катание на лошадях, рыбалка, плавание…

Бред кинул в урну пустую бутылку.

— Надо идти.

Она кивнула.

— Какая галерея у нас следующая?

Он назвал сразу три, вместе с адресами. Вскоре они добрались до первого пункта.

Менее чем за минуту выяснилось, что им здесь нечего делать. Пока Бред пытался выудить у сотрудника галереи хоть какую-нибудь полезную информацию, Кейт бродила по залу и рассматривала выставленные картины. Когда Бред наконец присоединился к ней, она стояла перед большим полотном — хаотическим и мрачным наслоением крупных мазков.

— Если кто повесит это у себя в комнате, ему непременно будут сниться кошмары, — резюмировал Бред.

Кейт показала на маленькую табличку:

— Она называется «Самоочищение».

— Просто художнику нужно было почаще мыть свою кисточку.

— Бред, это катарсис. Картина отражает кусочек души.

— А мне это напоминает внутренний мир серийного убийцы.

Кейт закатила глаза.

— Такой подход помогает вытащить скрытые чувства и эмоции на поверхность, где с ними легче разобраться. Ты видишь эту картину и чувствуешь боль. Я вижу человека, который преодолевает свою боль.

— Так делают твои пациенты?

Кейт ответила честно, чем удивила обоих:

— Да.

— И ты все-таки полетела со мной в Бостон?

Она упрямо сжала губы.

— Я не хотел тебя задеть, — заверил он. — Мне просто любопытно. Не сомневаюсь, что ты можешь исколесить весь Техас, если это понадобится твоим больным.

— Откуда тебе это известно? — насторожилась Кейт.

— Я профессиональная ищейка, ты разве забыла? — усмехнулся Бред.

Вскоре у Кейт устали ноги. За последние дни ей пришлось пройти больше, чем за предыдущие месяцы. В следующую галерею они поехали на метро. В вагоне все места были заняты. Пассажиры толпились даже в проходах. Кейт стояла перед выбором: прижаться к Бреду или к совершенно чужому мужчине. Она выбрала первое.

Одной рукой он крепко держался за поручень, а другой придерживал Кейт, при этом тихонько поглаживая ее. Было ли это движение сознательным или машинальным? Вдруг Кейт почувствовала, что он больше не гладит ее руку.

— Шрамы, — пробормотал он.

— Что?

Он посмотрел на нее.

— Твои шрамы.

У нее пересохло во рту. Авария. Опять эта авария.

— И ты похоронила мечту стать знаменитой художницей.

Она нахмурилась. Он издевается? Ее мечта стать художницей была такой же реальной, как и мечта управлять самолетом.

Поезд так резко остановился, что она чуть не упала. Один поток хлынул на станцию, другие вошли. Состав снова тронулся. На этот раз Бред придерживал ее крепче, чтобы она не потеряла равновесия. Она бросила на него благодарный взгляд. Он тоже устал. Нужно было очень хорошо знать Бреда, чтобы это заметить. Но она ведь никогда не знала его по-настоящему.

Кейт вздохнула. Остается лишь надеяться, что после встречи с мистером Малдованом в их поисках наступит переломный момент.

Бред посмотрел на часы. Два часа ночи. Он откинулся на спинку стула и позволил себе положить ноги на край постели. Однако боль в спине не утихла. Тогда он встал. Случайно задел альбом Кейт. Тот соскользнул со стола, и из него выпали листы.

За все эти годы Кейт ни одним глазком не разрешала взглянуть на свои работы. А сейчас по меньшей мере полдюжины из них лежали на полу. Она бы его убила, если б видела. Бред мог ее понять. В его кейсе тоже лежало немало вещей, не предназначенных для постороннего взгляда, — к примеру, обручальное кольцо Кейт, которое ему вернул Кейн Стоквелл.

И вот ее работы рассыпались по полу. Сверху лежал набросок женщины — постаревшей Кейт.

То, что он увидел, потрясло его до глубины души, хотя Бред никогда не относил себя к ценителям искусства. В каждом штришке скрывалось одиночество. Еще она рисовала детей, мальчика с огромными и печальными глазами, экзотические цветы… А вот и его портрет. Неужели его лицо и вправду было таким свирепым?

Бред засунул наброски в альбом. Джек подарил его сестре по окончании университета. Десять, нет, двенадцать лет назад. Это был специальный заказ. К альбому прилагались запасные блоки на спиралях. Ее имя стояло на обложке, но позолоченные буквы уже давно стерлись.

Кейт уединялась со своим альбомом, когда ей было грустно, когда она уставала или сердилась. О своих чувствах, своих тайнах она рассказывала бумаге.

В колледже она окончила отделение искусствоведения, но два года спустя, уже будучи замужем, вернулась туда, чтобы изучать психологию.

Бред вышел на балкон и стал смотреть на серебрившуюся в лунном свете улицу.

Чего он только не делал, чтобы не ложиться! Разве что на голове еще не успел постоять. Предыдущими ночами он отгонял ее кошмарные сны, но сегодня она спала крепче младенца.

Обычно Кейт довольствовалась половиной матраца, сейчас же лежала ровно посередине. Его раздумья, с какого же боку примоститься, прервал сонный голос Кейт.

— Ложись ко мне, Бред, — пробормотала она, — тебе нужно поспать.

Бред не успел отреагировать, как она уже снова спала, положив руку под щеку.

Как же он не выспался! Каждое утро в отеле он вскакивал раньше ее. Знала ли Кейт, что они спали рядом? Эта тема не обсуждалась.

Бред оловянным солдатиком вытянулся на краю кровати. Образец самообладания! Он усмехнулся.

Кейт заворочалась, а потом перекатилась поближе к нему, уткнулась носом в грудь, обняла. Он глубоко вдохнул ее аромат и притянул к себе вместе с одеялом. Вот тогда он наконец закрыл глаза и заснул.

Наверное, миссис Хайтауэр забыла занавесить окна, поэтому так бьет в глаза утреннее солнце. Кейт повернулась на бок и подоткнула подушку под голову. Что у нее запланировано на сегодня?..

Вдруг внимание ее привлекла теплая тяжесть на бедре. Рука, мужская рука! Реальность обрушилась на нее как ушат холодной воды. Это не ее одинокая кровать в Грендфью. Она не одна. Рядом лежал мужчина, который ворчал, если она начинала ворочаться. Кейт подняла голову с его мускулистого плеча и взглянула. Небритая щека, дерзкий изгиб рта, длинные, на зависть густые ресницы. Она хотела встать, но он еще крепче прижал ее к себе — Бред всегда так делал, когда спал.