Под рукой Нико на плане появляются концентрические круги, расходящиеся от Внутреннего двора. Самое внешнее кольцо подписано «Уровень вестибюля». Между ним и внутренним кольцом есть еще круги, но я не могу разобрать, настоящие ли это места или просто линии.

– Итак, – Нико полностью поглощен рассматриванием плана, – где у нас сейчас может находиться Сев?

Линии, не перестающие двигаться, там и тут складываются в надписи вроде «Банкет для семейных пар», «Международная лотерея» или «Китайская вечеринка с дим-самами». При одной мысли о еде у меня урчит в желудке… Все, что я сегодня ел на ужин – это пара батончиков из торгового автомата в больнице.

Очень надеюсь, что Кэсс там в порядке.

– Вот он, – говорит Нико, нажимая на картинку двери с подписью «Россия. Распределительная». Под надписью виден кружок с именем «Всеволод Проничев». – Иди за мной.

Он направляется по одной из лучеобразных дорожек, ведущих от мраморного дерева-фонтана к двери, окруженной витыми колоннами всех цветов радуги, с маленькими луковицами-куполками наверху.

– Это путь в Русское отделение, – объясняет он и добавляет по-русски: – Dobro pozhalovat!

При переходе в следующий холл у меня в ушах снова противно шумит. Я хочу спросить Нико, что это может значить, но не успеваю: все происходит слишком быстро.

– Люблю Россию, – говорит мне Нико, приветственно кивая мальчику примерно моих лет, спешащему мимо с ведром и шваброй. – Здесь такие красивые здания.

– У Ба есть открытка от папы – с Красной площадью.

– Ага, там крутые разноцветные купола.

Мы открываем третью дверь, табличка на которой очень странная: на ней написано вроде как POCCNR, только N и R в зеркальном отражении – и Нико находит тайную панель, спрятанную за цветочным гобеленом на стене. Панель отъезжает в сторону, и за ней обнаруживается огромный бальный зал. Звуки струнной музыки мешаются с сильным запахом духов, группы мужчин в праздничных костюмах и женщины в сверкающих платьях о чем-то беседуют между собой. Я не понимаю ни слова. Многие держат в руках бокалы на высоких ножках, наполненные шипящим напитком. Кто-то подносит бокал к губам, иной смеется, некоторые танцуют.

Россия. Мы на самом деле в России. Это я-то, который никогда не выезжал из Техаса.

В желудке у меня словно лежит тяжелый камень. Не знаю, вынесу ли столько нового одновременно.

– Это плохая идея, – говорю я, с трудом пробираясь вслед за Нико, который ловко лавирует между танцующими парами. – Нам нужно уходить отсюда.

Нико по пути приветствует гостей изящными профессиональными поклонами и бросает мне через плечо:

– Слишком поздно, малыш.

Он указывает на парня, по возрасту вроде старшеклассника, который стоит у одного из фуршетных столиков с бокалами и закусками. Кожа его почти такая же темная, как его форменная куртка, через плечо перекинута широкая красная лента с охристой бахромой. Он разговаривает с девочкой ниже себя почти на голову, тоже в униформе, дополненной облегающим голову черным шелковым хиджабом.

– Жди меня здесь, – мимо проходит официант, и Нико берет с его блестящего подноса крохотный сандвич. – Не. Сходи. С места.

Он забрасывает бутерброд в рот и, жуя на ходу, устремляется навстречу смуглому мальчику.

Все происходит слишком быстро. Я стараюсь не думать, во что мы ввязались, но в голове у меня отчаянно гудит тревожная сигнализация. Рассказы Ба, предостережения Полосатого, слова Нико о том, что за вход в двери Отеля всегда надо платить, осознание, что я действительно оказался в магическом месте… Что если все это – ловушка? И я добровольно пошел в руки тем самым людям, от которых нас пытался спрятать папа? И Кэсс – я оставил ее одну. Что я за брат, если мог так поступить?

Девушка в хиджабе куда-то поспешно уходит, и Нико в компании со смуглым парнем выталкивают меня в какую-то очередную дверь, ведущую в темный коридор.

Смуглый затворяет дверь за нами, и шум бала мгновенно умолкает, как отрезанный.

– Значит, – говорит он с сильным русским акцентом, – это и есть тот, кого прислал Полосатый?

Я с трудом сглатываю. Парень кажется очень высоким и сильным, в плечах он чуть ли не вдвое шире меня. Чувствую, как его тень полностью закрывает меня.

Он чуть усмехается губами, над которыми уже начинают расти усы.

– Я Всеволод Проничев, – он протягивает мне руку. – Можешь звать меня Сев.

Я медлю, но Нико одобрительно кивает мне, и я принимаю руку Сева. У него сильное пожатие и грубые мозолистые руки.

– Пошли, – говорит Сев, – поговорим где-нибудь приватно.

Этот коридор выводит нас в следующий, где Сев нажимает на кнопку лифта. Сверкающие лифтовые двери украшены гравированным рисунком знакомого дерева.

Я провожу по линиям рисунка пальцем. Оно повсюду, мое дерево. Лифт выглядит точно как на фотографии папы с мамой. Они бывали здесь. Впервые я оказался там, где они были вдвоем. Я прикусываю губу, подавляя целый шквал самых разных эмоций. Сейчас я ближе к разгадке тайны, чем когда бы то ни было.

Лифт издает звонкий сигнал прибытия, двери его расходятся, рассекая металлическое дерево пополам. Мне на миг представляется, что из лифта меня манит чья-то рука, приглашая войти.

Нико оглядывается назад, в коридор.

– Нам стоит беспокоиться из-за Рахки? – думаю, он имеет в виду девочку, которая от них так быстро убежала.

Мы заходим в лифт, и густой акцент Сева отражается от его стен эхом.

– Она нас не выдаст. Ей можно доверять.

Стены лифта изнутри целиком стеклянные, но меня завораживает то, что видно сквозь стекло. Потому что каждая стена-окно открывается в совершенно другое место. С одной стороны открываются лес небоскребов, неоновый свет улиц, огни транспорта. С другой – покрытые мхом скалы в тумане. В третье окно – то, что передо мной – видна выгоревшая до белизны потрескавшаяся земля под голубым, как океан, небом, которая, похоже, годами не знала дождя.

Сев нажимает на кнопку 21-го этажа.

– Вообще это гостевой лифт, – говорит он, – но я подумал, что тебе будет интересно взглянуть.

Лифт поднимается, но ощущение такое, будто мы движемся не только вверх, но и вбок. В какой-то момент я почти уверен, что лифт по ходу меняет направление движения. Но виды за стеклом совершенно не меняются – глядя на них, можно подумать, что мы стоим на месте.

Я кладу руку на стеклянную стену, отделяющую меня от белой выжженной пустыни. Сквозь стекло греет солнце, я чувствую ладонью его тепло. Когда же касаюсь другой рукой стены, за которой зеленые туманные холмы, стекло кажется ледяным. Интересно, я когда-нибудь к этому привыкну? Пока же у меня голова идет кругом. Получается, что я одновременно нахожусь в двух местах.

– Оно все настоящее? – спрашиваю я, завороженно глядя на огни мегаполиса внизу.