Исполнив свои обязанности, поворачиваюсь к нему в ожидании новых поручений.

– Ступай умойся и переоденься для пустыни, – сухо приказывает он.

Он просто помешан на чистоте. Я буквально бегу выполнять его приказания. Кубарем скатываюсь по ступенькам и влетаю в каюту. Колдун запретил мне здесь спать, и стараниями догронов матрас перекочевал на палубу. Но рюкзак никуда не делся. Я тороплюсь под душ, потом натягиваю джинсы и майку. Куртка и свитер остаются в каюте. Вот только тяжелые ботинки мне сменить не на что.

Кажется, у меня есть пара минут, чтобы посидеть и успокоиться, прежде чем снова склониться перед Хозяином. Какой я стала трусихой! Как же хочется взбунтоваться и отдубасить этого дешевого мага, но память о пережитой боли еще жива. Я безропотно повинуюсь, люто себя за это ненавидя.

Эликс ждет на палубе. Осмотрев меня с ног до головы, он с упреком говорит:

– А ты хлюпик! Прямо девчонка. Набирайся силенок!

Да уж, вид у меня в маечке совсем не выигрышный. Я видела себя в зеркале в душе и должна признать, что не могу претендовать на то, чтобы называться подростком. Длинные худые ноги-руки, узкие плечики, совершенно плоская грудь. Не знаю, сколько мне на самом деле лет, но так, на глазок, больше десяти не дашь.

– Зверюшки спекутся на солнце, найдешь им тень и дашь воды. Потом унесешь обратно в каюту свои спальные причиндалы. Ну и поможешь догронам по хозяйству. Стоянка завтра.

– Можно перенести животных в столовую? – спрашиваю я, покорно потупив взор.

– Валяй.

Уношу клетки, возвращаюсь, скатываю матрас и спальный мешок и тащу в каюту, обливаясь потом. От горячего сухого воздуха пустыни у меня при каждом вдохе горит рот. Я выпиваю в ванной большой стакан воды, возвращаюсь на палубу и иду за инструкциями к Сафру. Он сует мне кисточку и початую банку со смазкой для обработки тех мест на судне, где не должны скапливаться песок и пыль. Несколько часов подряд я мажу различные движущиеся детали густой зловонной гадостью. Стоит высунуться на солнце, как по лбу и по спине начинают сбегать капли пота. Солнце добралось до зенита и палит что есть мочи. Тени стали совсем коротенькими, укрыться негде. Держать глаза открытыми и то трудно, такая начинается резь от жгучего света. Все отдала бы за солнечные очки!

Голос Маргуля заставляет оглянуться:

– Ты вся красная, сурусик!

Я вскидываю тяжелую от зноя голову. Солнце уже не в зените, но жара все еще нестерпимая. Я провожу ладонью по предплечью, не чувствуя никакой боли.

– Да нормально…

– Маленький акижикути совсем запекся, – шутливо произносит Сафр.

– Акижикути? – мямлю я.

– Цыпленок, – переводит Маргуль. – Ты красная, как со сковородки. На твоем месте я бы чем-нибудь прикрыл голову и руки.

– И так сойдет, – бормочу я, ставя на палубу банку с кисточкой.

На самом деле я упираюсь только для вида. В следующую секунду сбегаю с палубы, радуясь возможности глотнуть прохлады в трюме. В ванной гляжусь в зеркало. Догроны не шутили: у меня сгорело лицо, плечи, руки до самых кистей. Прямо креветка в кипятке! Вот только боли почему-то не чувствую.

Я мочу под краном платок и обвязываю им шею. Восхитительная влага! Одежды, спасающей от солнца, у меня нет, приходится шарить в ящиках. Нахожу широкую бежевую рубаху. Я немного подворачиваю рукава. Прикосновение ткани к коже вызывает зуд. Хорошо, что на глаза попадается выпавшая из рюкзака на пол бейсболка. Натягиваю ее на горящие уши, кляня свое легкомыслие. Почему не спохватилась раньше?

Нетвердым шагом возвращаюсь на палубу. Налицо первый признак солнечного удара – озноб. Тело горит, тем не менее я вся в гусиной коже. Странное ощущение – перегреться и одновременно мерзнуть! При моем появлении Маргуль довольно кивает.

– Так-то лучше. Гляди в оба! Солнце пустыни опасно для таких белокожих.

– Ничего, не беспокойся за меня.

И я молча возвращаюсь к работе. Мне стыдно признаться Маргулю, что я плохо себя чувствую. Кружится голова, тошнит, дрожь усиливается с каждой секундой. Тем не менее хватаю кисточку и принимаюсь усердно ею водить. Не хватало уступить первому недомоганию! Решать будет не обожженная кожа, а я сама. Я знаю об опасности солнечного удара, но знаю и другое: надо просто стиснуть зубы и дождаться облегчения.

…

– Вот дубина! – раздается голос Эликса.

Лежу на спине, ничего не соображая.

Я упала?

Зрение мутится, голова безостановочно кружится. Тошнит так, что не передать. Я переворачиваюсь на бок, меня рвет.

Становится полегче – но ненадолго.

Дело плохо. Я чувствую себя как марионетка, которой обрезали нити. Руки свинцовые, кожа саднит на всем теле, лицо пылает. При этом меня колотит озноб.

– Немедленно тащите его ко мне в мастерскую!

Меня хватают две сильные руки. Минута – и я оказываюсь в полутемном прохладном месте, жаль, что под мерзким зеленым светильником. Но дело не в нем. Мне совсем худо, зубы клацают, перед глазами плывет.

Я погружаюсь во мрак и безмолвие.

Я прихожу в себя уже настороженной. Мне как будто лучше, тошнота прошла, судороги тоже, осталась только легкая дрожь.

Я опасливо разжимаю веки. Люстра из разноцветного стекла на потолке светит еле-еле. Я лежу на полу по пояс голая, с раскинутыми руками и ногами.

Раздается покашливание, я вздрагиваю и поворачиваю голову.

Эликс восседает в своем кожаном кресле, впившись в меня своими темными глазами. Подперев подбородок кулаком, он довольно ухмыляется.

– Хватит валяться!

Я подчиняюсь и сажусь, боясь, что сейчас заболит и закружится голова.

Но голова в порядке. Ломки больше нет, ожоги прошли, о случившемся напоминает только сильная усталость.

– Что произошло? – спрашиваю я, с трудом ворочая языком.

– Ты глупый тупоголовый мальчишка, вот что произошло, – звучит в ответ.

Я не знаю, как на это ответить, поэтому молчу.

– Тебя хватил солнечный удар. Ума не приложу, как с тобой быть: сам ты не можешь о себе позаботиться. Вокруг пустыня, здешнее солнце – убийца. Учти, я сильно огорчусь, если ты сдуру испустишь дух.

А я-то думала, что просто немного перегрелась…

Подношу к глазам правую руку – какого она цвета? Бледно-розового, креветочного оттенка, все в порядке.

Хотя…

Это еще что такое?!

Оцепенение мигом проходит. На моей коже красуется странный знак.

На тыльной стороне кисти появилась руническая надпись.

Я верчу кистью и вижу еще несколько значков.

Их десятки! Меня наградили целым предложением, бегущим от пальцев вдоль всей правой руки и заползающим на плечо, дальше мне не видно. Я догадываюсь покоситься на левое плечо – письмена продолжаются и там, сбегая по левой руке вниз.