Огромный солнечный шар исчезает, оставив после себя в небе восхитительное фиолетово-алое зарево. Быстро смеркается, темнота несет долгожданную прохладу. Пока что мне не холодно, на мне майка, рубаха подвязана на талии. Мне предстоит испытать на себе очередное волшебство рун. И верно, чем прохладнее вокруг, тем больше тепла выделяют письмена на моих руках. Можно подумать, что они накопили солнечный жар и делятся им с наступлением ночи. Сами буквы уже не черные, а красноватые, мне даже приходится опустить рубаху, чтобы скрыть их свечение. Не хочется походить на рождественскую елку!

Признание Маргуля не испортило мне приподнятое настроение. Моя татуировка оказалась благословением. Похоже, я – первая на свете девочка-руна!

Сажусь под рубкой и любуюсь небом. В нем одна за другой загораются звезды. Вот и горбатый месяц. Он медленно выплывает из-за далекой цепи гор, в его свете звезды разглядеть труднее.

Какая волнующая картина! Мир-то другой, а луна на месте. Но та ли? И так ли похож здешний звездный купол на привычный мне? Увы, моя покромсанная память не сохранила никаких астрономических познаний. Видно, не особенно я жаловала эту науку. Отличить Большую Медведицу от других созвездий и то не могу.

С наступлением ночи кожа иппобуйвола (так, по словам Маргуля, называется тянущая нас живая громадина) начала испускать странное мерцание, и его хватает, чтобы освещать путь: сам иппобуйвол и его погонщик не думают останавливаться. Я указываю проходящему мимо меня Маргулю на странное животное и интересуюсь, естественное ли это свечение.

– Нет. В природе такому животному не выжить. Свет привлекает хищников. Владелец подмешивает ему в корм толченые волшебные камни.

– Это не отрава?

– Не отрава. Но не без побочных эффектов, как ты это называешь. Животное становится огромным, его мясо делается совсем несъедобным.

– Прощай, однозначность… – бормочу я себе под нос. – Я-то думала, что есть две разные магии: белая, хорошая, и черная, плохая. Оказывается, я ошибалась: все они серые.

– Можно было бы сказать и так, если бы у магии был цвет, – отзывается Маргуль, кивая.

Чувствую, ему хочется продолжить. Чтобы справиться с собой, он, поджав губы, уходит на корму. Я встаю и бреду за ним.

– Маргуль! Я сказала что-то не то?

Маргуль крутит головой, выравнивая и без того ровно стоящий бортовой ящик.

– Маргуль?

Он поворачивается ко мне. Видно, что он злится и одновременно грустит, стискивая челюсти, чтобы не повысить голос.

– Я видел, как ты смотрела на свои руны. Тебе нравится, колдовство тебя влечет. Понимаю, так и должно быть с человеком из твоего мира. Тебе бы даже Хозяин нравился, не будь таким злюкой. Смотри не забывай про осторожность. Пожалуйста, не забывай, хорошо?

Я киваю, хотя не понимаю его предостережение. Догрону хватает согласия: он с улыбкой хлопает меня по плечу и начинает складывать чехол, накрывающий мешки с костями. Отправляюсь в кубрик за клетками. Пора заняться зверинцем. Даже в трюме звери наверняка страдали от жары.

Я долго разглядываю четверку своих подопечных – собаку, кота, черепаху и птицу – при свете звезд. Мы с ними похожи.

Мы – пленники.

Я вдруг соображаю, что, с их точки зрения, исполняю обязанности мучительницы. Я им не хозяйка и не друг, я невольница, держащая взаперти других невольников. Понятия не имею об их прежней и будущей жизни, хотя могу предположить, что ничего хорошего о ней не скажешь. Эта мысль приводит меня в ужас. Я ничем не лучше Эликса. Я выполняю все его повеления, не задавая вопросов.

А все почему?

Из-за страха наказания.

Из-за своего эгоизма.

Никакого решения я не приняла, но все равно не могу бездействовать. Повинуясь порыву, открываю первую клетку и вынимаю оттуда белую птицу. Убедившись, что никто за мной не следит, подбрасываю пленницу в воздух. Чайка расправляет крылья и, шурша перьями, взлетает.

Чувствую огромное облегчение.

Мне становится легче дышать, как будто меня избавили от тяжкого груза.

Перехожу к клетке, где сидит лохматый кот. Бедняга впал в такое уныние, что не сопротивляется. Прижимая его к себе, я подхожу к левому борту.

– Удачи тебе, дружище, – бормочу я и бросаю кота как можно дальше.

Несколько секунд он проводит в воздухе, приземляется на все четыре лапы на песчаном берегу и без промедления шмыгает в черную пустоту. Наступает очередь болонки. Она маленькая и легонькая, и мне так же нетрудно помочь ей преодолеть расстояние между баржей и берегом. Она приземляется не так изящно, как кот, зарывшись мордой в песок, потом отряхивается, бросает на меня прощальный взгляд и бежит следом за котом.

Остается одна черепаха. Достаю ее из тюремной камеры и поднимаю на уровень лица. Она медленно шевелит лапами и смотрит на меня крохотными глазками.

– Не знаю, умеешь ли ты плавать. Вообще ничего не знаю о черепахах. Будем считать, что умеешь.

Я свешиваюсь за перила и роняю ее в воду. Раздается тихий плеск, черепаха уходит под воду.

Я гляжу на пустые клетки, радуюсь своему поступку. Эликс будет рвать и метать. Тем лучше.

Косясь на берег, я под удары своего сердца принимаю главное решение.

Разбегаюсь – и прыгаю, как будто мне надо преодолеть пропасть. Отталкиваюсь одной ногой от ограждения и устремляюсь к свободе.

Метнувшаяся за мной тень отращивает руки, которые хватают меня за талию и валят на палубу. Не иначе, на барже завелся опытный регбист.

– Ты что вытворяешь?! – зло шипит Сафр, выпрямляясь. – Совсем голову потеряла? Ниаток татапук ужук!

Я смотрю на догрона совершенно спокойно – даже самой удивительно.

– Да.

– Что «да»?

– Голова. Я потеряла голову.

Появляется Эликс, за ним семенит Маргуль. Колдун заткнул себе за ворот белую салфетку, на догроне фартук. По всей видимости, первый ужинал, второй ему прислуживал.

– По какому поводу шум?

Сафр не отвечает. Маргуль при виде пустых клеток таращит глаза. Эликс прослеживает его взгляд и поворачивается ко мне. Медленным жестом, не выдавая раздражения, он снимает салфетку. Это почти так же страшно, как его гнев. Я сижу на палубе, Сафр возвращается в рубку, откуда выбежал. Дальнейшее его не касается.

– Что ж, – холодно произносит колдун, – твое пребывание на борту оказалось короче, чем предполагалось. Жаль, ты был любопытным подопытным зверьком. Эй, ты, запри его в каюте!

– Маргуль! – произношу я, когда догрон наклоняется и берет меня за локоть, чтобы поставить на ноги.

– Что такое? – гневно вопрошает колдун, словно я лишилась права говорить.

– Его зовут Маргуль. У него есть имя, извольте обращаться к нему по имени.