– И если он не согласится, то через восемь дней меня не станет, – удостоверился я.

– Да.

– И у меня всего восемь дней жизни, и ты хочешь, чтобы я потратил их на твои бредни? – не выдержал я и перешел на «ты».

– А ты хочешь на что их потратить? – серьезно поинтересовался призрак.

– Ну уж точно не на чужую жизнь, а как минимум на свою.

– И что у тебя на данный момент есть? Где она – твоя жизнь?! Давай посмотрим. Имени – нет, дома – нет, семьи – нет, любимой – тоже нет, чужую украл. Денег на кармане максимум на три месяца, если у тебя сейчас забрать возможность писать – кто ты?

– В этом вы правы, – вынужден был согласиться я, – если забрать возможность писать, можно помирать прям сегодня, и нечего тянуть, – опустив голову как на плаху, решился я покончить со всем этим.

– Ну, ты хоть поборись как-то, за жизнь-то свою, нет? У тебя же теперь есть Софья, есть та, с кем можно жить и творить рядом, – участливо предложил дед.

– Софья – не у меня, у внука вашего, вы перепутали, – саркастично заметил я.

– Да у тебя уже, с первого поцелуя твоя…

– Я не верю, что смогу сделать из вашего внука детского писателя, хоть какого-нибудь писателя… – грустно констатировал я.

– А ты попытайся, вспомни и внуку моему расскажи, ты же тоже начинал свой путь со сказок. Детям нравилось читать, ты сам говорил. Зачем ты их писал?

– Понимал, о чем пишу, понимал – зачем. В этом был какой-то смысл.

– А почему бросил?

– Мне показалось, что стало нечего сказать…

– И ты переметнулся на взрослых…

– Да, там были деньги, и не плохие. В сущности, ведь мы все внутри дети и хотим верить в сказки…

– И где теперь твои взрослые сказки?

– Гуляют по миру…

– Ну-ну! Гуляют они… Ты даже сам не вспомнишь все эти свои имена… Что ты после себя этому миру оставишь?

– Зачем что-то оставлять? Кому? Ни родителей, ни жены, ни детей.

– Зачем? Знаешь, отсюда, с моей колокольни, видится все не так фрагментарно, как с земли. Можешь себе представить? Ммм… ну, к примеру, большой, красивый персидский ковер ручной работы, где каждая ниточка, каждый стежочек подобран и выткан не только аккуратно, но и сообразно глобальному замыслу о рисунке. Так же и судьбы человеческие, переплетаясь, создают необыкновенной красоты узор, разгадать замысел которого можно лишь, покинув эту бренную землю. Отказываясь от своего предназначения, человек обрывает эту, пока непонятную ему, нить рисунка.

– Что там обрывать? Моя нить… откуда идет? Папа детдомовский. Мама без роду, без племени, за 15 лет ни разу не сказала, кто ее родители. Какая ниточка? О чем вы? Их нить оборвалась! Узор вашего ковра уже испорчен.

– Не бывает напрасных смертей. И то, что ты не знаешь своих предков, не отменяет их существования. И то, что они были именно такими и неизвестными тебе в том числе, сделало из тебя то, что ты сейчас есть!

– И что я сейчас есть? – честно хотел понять я.

– Давай посмотрим ответ в твоих сказках? Чему они учили? На что повлияли, куда могли читающих их детей завести? Они были талантливыми, ты как считаешь?

– Возможно…

– Давай почитаем и найдем там ответ. Спасем для мира двух писателей! Глядишь, орден какой дадут мне! – радостно ухмыльнулся призрак.

Я задумался и… не заметив как, уснул. Прямо за столом…

Снились герои моих сказок, я бродил среди них и что-то искал. Найти, сколько ни старался, не смог.

Глава 5. День второй

– Серж! Ты где? – раздался голос Романа, приближающегося к моей комнате. Он вошел. – Здесь, конечно же. Договорились? Нет? Я предлагаю тебе экскурсию по поселку! Может, последний раз видимся…

– Как это последний? – пытаясь очухаться от совсем непродолжительного сна, хрипло пробормотал я.

– А ухожу я от вас! От обоих, – мрачно кивнув в сторону кабинета деда, злобно проговорил Роман. – Надоели вы мне со своими сказками. Не пишу я ничего! Нечего писать! Остыл, нечего сказать миру, умер писатель, не было! Зачем вы ко мне пристали? Пойдем! Отдам тебе твою Софью и уйду!

– Как уйдешь? Он же убьет меня! – как брошенная собачонка бежал я за Романом, который размашистым, уверенным шагом шел к калитке. Я не видел его еще таким. Это был совсем другой человек нежели тот, которого я видел в эти дни. Он оказался гладко выбритым, подстриженным, в каком-то очень приличного вида костюме, и при этом жесткий и убежденный в своей правоте. – И что значит: отдашь мне мою Софью?

– То и значит. Я знаю о вас обоих все.

– Что «все»? – оторопел я.

– Все! – как-то так безапелляционно заявил Роман, что уточнять дальше не возникло никакого желания.

Мы беспрепятственно оказались за пределами участка, видимо, вместе с внуком дед позволял мне выходить, и направились на прогулку.

Роман в красках рассказывал мне обо всех жителях домов, мимо которых мы проходили. Рассказывал увлекательно и увлеченно, не пропуская деталей о самых отдаленных родственниках живущих поблизости людей. Наконец, мы подошли к скромному дому Софьи.

– Иди! Она ждет тебя. Она знает, что ты сегодня придешь. Она живет одна.

Отвлекшись на прогулке от мыслей о смерти и не в силах больше думать ни о чем, что было связано с призраком и его внуком, я вбежал к Софье, не оглядываясь и не размышляя о последствиях.

Спустя время пришло осознание, что договор не подписан, я на свободе, в доме любимой женщины, тело которой и душа, раскрывшаяся для меня нараспашку, принадлежали теперь только мне, и показалось, нет предела этому счастью, и что это может продолжаться вечно!

Но по мере того, как любовная лирика утихала, сознание возвращалось и требовало решить поставленную задачу! Не каждому ведь в жизни являются призраки. Не каждому открывают сроки. А что если он просто меня предупредил, и у меня осталось каких-то восемь, теперь наверное меньше, дней, и сделать из его внука писателя – это единственная возможность остаться в живых, подписав договор с одним с Того света?

Остаться в доме Софьи до смерти, а потом сделать