Проблема легко решалась бы, если бы работали генераторы антигравитации. Нужно найти другие способы ее решения. Сейчас я иду вниз с наклоном на левый бок в 110 градусов, опустив нос на 56 градусов. Дно в 15 метрах от нижнего края левой гусеницы, измеряю сонаром. Скорость спуска — 25 метров в секунду, люди говорят в таких случаях: «Тонет как топор».

На эксперименты времени не остается. Если я сокращу крен до 20 градусов, то гарантированно опущусь на обе гусеницы.

Мое вспомогательное вооружение включает четырнадцать 20-сантиметровых скорострельных пушек в шаровых башнях, по семь на борт. Я поднимаю до упора пушки левого борта, и в этой позиции они смотрят в быстро приближающееся дно.

Открываю огонь из всех семи пушек одновременно. Ударная волна от ядерного синтеза водорода семи однограммовых зарядов, ускоренных магнитной индукцией почти до скорости света, бьет меня с силой, сравнимой с только что испытанной мною на поверхности. Вода вокруг моментально испаряется, корпус слева снова начинает опасно нагреваться.

Но применение семикратного сверхскоростного залпа действует. Левый борт подбрасывает, и крен уменьшается на добрых 30 градусов. Я ударюсь о дно сильно… но более или менее вертикально.

Передняя часть левой гусеницы врезается в дно на скорости 20 метров в секунду и тонет в грязи. Сенсоры показывают, что почти на всю длину, носом книзу, я погружен в вязкую субстанцию типа донного ила.

Вверху гаснет наконец вспышка ядерного взрыва, искусственное освещение морских глубин меркнет, воцаряются бессветные сумерки, для человеческого глаза — непроглядная тьма. Я пережил три близких ядерных взрыва по 0,5 килотонны, но теперешнее положение на первый взгляд не намного лучше. Погребен в грязи.

Тяжело оставаться в плену командной капсулы, чувствуя себя беспомощным, неспособным помочь терпящему бедствие боевому искусственному интеллекту. Конфедерация переусердствовала в построении военной иерархии, а полки Боло довели эту номенклатурную систему до абсурда. Каждый Боло имел своего командира, батальонного и полкового, и ни один из этих командиров не мог заняться ничем существеннее предположений, находясь на таком удалении.

Древние битвы, гремевшие тысячелетия назад, ставили командиров во главу войск. Командиры вдохновляли людей, действовало само их присутствие. Но затем боевые действия стали невыносимы для воинов из плоти и крови.

Средняя выживаемость человека на современном ядерно-боло-биоло-гическо-химическом театре военных действий измеряется уже не минутами, а секундами. Шансы имеют лишь такие боевые единицы, как Боло.

И когда что-то начинает идти наперекосяк — а в бою случается разное, никто из важных командных шишек не может сделать ничего более путного, чем сидеть, уставившись на ВР-картину поля боя, и материться.

Или молиться.

«Боже, как мне нужен эйф!» У него был эйф в командной капсуле, на нижней палубе, в личном шкафчике. Ma-аленькая упаковочка с двадцатью четырьмя таблетками. Правда, пять он уже сжевал. Девятнадцать славных, небесно-синих таблеточек, которые могут снять стресс, унять угнетенность, временно восстановить утраченное на Аристотеле.

Он встряхнулся, отрываясь от мыслей о соблазнительной синеве эйфории. Он должен думать, должен сконцентрироваться, соображать…

Мощь полка сократилась с первоначальных шести до четырех единиц. Он переключил картину ВР на общий обзор, замечая позиции и время до посадки. «Непобедимый» коснется поверхности на полуострове Кретир, к югу от бастиона Доленди, уже через считанные секунды. «Отважному» еще минуту лететь до Канта. Третий батальон сейчас над Морем Штормов, еще несколько долгих минут предстоит провести ему в полете.

— Давайте, давайте, чертовы дети, — пробормотал он вслух, даже не заметив этого.

Для полной инвентаризации мне нужно 2035 секунд. Все системы, кроме бортовых генераторов антигравитации, полностью работоспособны. 12 психотронных плат в схемах управления некоторых систем вышли из строя, но все они блокированы. В частности, силовые установки и ходовая часть стопроцентно функциональны.

Проблема в том, что, используя лишь гусеницы, я не смогу выбраться из донных осадков. 0,75 моего объема погружены в вязкую тину. Не за что ухватиться, не во что упереться. Моя масса — даже для цернских 0,4G все-таки 23 680 метрических тонн — слишком велика, чтобы выйти из грязи, как бы бешено я ни прокручивал гусеницы. Задняя часть тонет под действием силы притяжения. Нос, кажется, уже уперся в твердое скалистое дно, корма опускается со скоростью около 3 метров в минуту.

При такой скорости погружения примерно через 5 минут я буду стоять на дне всеми наборами гусениц. Движение будет, однако, существенно затруднено вязкой массой.

Просмотрел файлы прецедентов. В них содержится информация о Боло старых моделей, которые прокладывали туннели в массе горных пород, ферро-крета, дюралоя, бетона длиною в несколько сотен метров, чтобы пробиться на оперативный простор. Я смогу двигаться, но мне потребуются часы, а то и дни, чтобы выбраться. Пожалуй, удобнее было бы продвигаться сквозь бетон, в котором гусеницы имеют твердую опору, точку приложения немалой силы двигателей.

Но в моем распоряжении нет часов и дней, чтобы освободиться из этой западни. Я нужен на поле боя немедленно, как указано в оперативных планах. Конечно, командование учло мое исчезновение и внесло в планы соответствующие коррективы, но мой долг — достичь поля боя как можно быстрее и применить свое оружие против врага.

Если уменьшить массу, можно всплыть. Для этого следует отремонтировать генераторы антигравитации.

Диагностика показывает, в каком месте силовые шины расплавились под действием электромагнитного импульса ядерного взрыва, пробившего экраны защиты. Испарившиеся шины повредили пять из двенадцати вентральных проекторов антигравитации. Силовые шины можно заменить, я уже послал десять ремонтных роботов — «пауков», как их окрестили люди, — они меняют поврежденные участки. Что касается проекторов, то их можно заменить лишь в ремонтном доке. Если семи оставшихся проекторов окажется недостаточно, то я вряд ли что-нибудь смогу сделать с генератором антигравитации.

Следует попытаться. Распределяю ремонтных «пауков» по поврежденным секциям.

Конечно же, меня интересует развитие событий на поверхности, как там наши справляются без меня.

— Пойду разомну ноги… Если что — зовите.

Полковник Страйкер отключился от ВР, выпрямил спину и потер уставшие глаза. Посадки шли согласно плану, делать ему практически было нече

го, разве что дублировать младших командиров. Ему нужен был перерыв. Ему нужен был… Нет.

Никто из остальных не оторвался от кольцевого дивана в центре помещения. На их напряженных лицах мелькали зеленоватые отблески представляемой им машинной имитации боевой обстановки.

Приглушенное освещение зала не мешало восприятию картины бескрайнего космоса, отображаемой на стенах, плавно переходивших в купол. Страйкер спустился через люк по трапу, ведущему в служебные и личные помещения. Пространством внутри командной капсулы дорожили, места было в обрез. Узкие койки, никаких отдельных кают даже для старших офицеров, тесный отсек для переодевания и для других личных нужд.