нами, но у меня лично мороз прошел по коже. Казалось, ей доставляет удовольствие сама власть над нами, которой она, безусловно, сейчас обладала. У баронессы Ингерд был красивый и глубокий голос, бархатистый и приятный. Но она произносила слова так, что они казались тяжелыми камнями, с бульком уходящими в мертвую гладь воды. Медленно, мерно, раздельно, подчеркивая каждым звуком ее силу.

И на меня, и на сестру речь баронессы произвела одинаково угнетающее впечатление. Мы обе только переглянулись и покорно кивнули в ответ. После завтрака она, а следом за ней и сопящая и задыхающаяся старуха-мать двинулись к другому выходу из трапезной. На пороге баронесса повернулась и снова поманила нас пальцем.

В самом конце второго этажа располагалась детская комната. Здесь, похоже, было все, что полагалось наследнику баронства. Довольно большая кровать с теплым шерстяным балдахином, отделанным крупными фестонами, довольно длинный стол под бархатной богатой скатертью, к которому были приставлены шесть тяжелых резных стульев. Слегка вытертый ковер на полу пестрел разноцветными красками. Два окна комнаты были завешены такими же шерстяными шторами с фестонами, а для света вместо печки горел камин.

Наследник баронства, крупный полноватый мальчишка лет девяти-десяти сидел прямо в центре ковра, играя двумя деревянными раскрашенными лошадками. Рядом с ним на коленях стояла та самая молодая служанка которая вчера раздевала нас с сестрой, и просительно уговаривала:

-- Господин барон, обязательно нужно все доесть, иначе маменька ваша ругаться будут!

– Бореус, малыш, твои сестры пришли поприветствовать тебя!

Мальчик с любопытством уставился на нас, а потом запустил одной из игрушек в меня.

– Пусть эти попрошайки убираются вон! Они противные! Противные!

Сзади нас раздалось странное сиплое кудахтанье – это засмеялась мать баронессы Ингерд. Баронесса с улыбкой попеняла сыну:

– Малыш, ты барон Ингерд и должен быть более сдержанным! А вы ступайте отсюда! – это уже было адресовано нам с сестрой.

Все это казалось настолько диким, что мы обе, по-прежнему держась за руки, с удовольствием спрятались в своей спальне и терпеливо стали дожидаться, когда привезут ткани, не рискуя выглянуть за дверь этой комнаты. Даже ночной горшок под кроватью больше не смущал ни меня, ни сестру. Разговаривали мы шепотом, и планы наши были вполне очевидны: свалить отсюда как можно быстрее. _______________________________

Глава 11

Сундуки, о которых говорила баронесса, привезли, когда уже совсем рассвело. По моим ощущениям было часов десять-одиннадцать. Глядя в окно, на копошащихся возле телеги мужчин, Анжела недовольно буркнула:

-- Интересно, как они тут без часов живут?

Я тоже не слишком понимала, как они существуют без часов, как время узнают, потому молча пожала плечами. Сестра не унималась:

– Как думаешь, в сундуке только тряпки будут? Или, может быть, что посущественней? – Анжела… Блин, никак не привыкну! Ангела, тряпки здесь тоже должны очень дорого стоить. Их ведь без станков делают. – Ну, все равно какие-то фабрики есть уже. Иначе откуда они нитки берут? – Руками делают, ру-ка-ми! Понятно? Из шерсти крутят, из льна, шелка, – я беспомощно смотрела на сестру, удивляясь, что она не знает таких элементарных вещей.

Пыхтя и задыхаясь, Берг и еще один такой же дюжий мужик внесли в комнату довольно тяжелый и длинный ящик. Да и не просто тяжелый, размеры его тоже внушал уважение. Когда грузчика вышли, в комнату, аккуратно постучавшись в косяк распахнутых дверей, вошел невысокий пожилой мужчина с реденькой, похожей на козлиную, бородой.

-- Бог в помощь, милые барышни. Однако, как быстро время летит! Вы, баронетта Ангела, прямо совсем уже невеста! А вы, баронетта Ольга, сестру-то старшую уже и догоняете!

Мы с Анжелой переглянулись, и, заметив, что она встает и кланяется мужчине, я молча повторила все в точности. Мы обе не знали, как зовут мужчину, но сообразили, что это и есть тот самый законник.

-- Ах, как время летит, милые баронетты… - завздыхал наш гость. – Жаль, очень жаль, что папенька ваш не дожил… -- Немного посопев и не дождавшись от нас ответа, мужчина слегка прокашлялся, прочищая горло, и заговорил уже совсем другим тоном: – Впрочем, милые баронетты, живым-то о живом беспокоиться надобно. Батюшка ваш, покойный хозяин неплохой был и рачительный. И о вашем будущем побеспокоился от души. Время дорого, юные баронетты, давайте-ка делом займемся.

В руках мужчина держал за ручки что-то вроде большой кожаной сумки-торбы. Выглядело это немного нелепо. Но эта сумка оказалась удивительно вместительной. Оттуда, кроме двух скрученных в трубку листов плотной бумаги, появилось еще и несколько коробок. Странных неуклюжих коробок, сшитых из грубой кожи.

-- Добрый день, мэтр Тельман, добрый день! Давненько вы к нам не заезжали, – в распахнутых дверях комнаты стояла Луиза, держа в руках медный поднос с графином или кувшином, обернутым в большое полотенце, и пустым стеклянным бокалом зеленоватого мутного стекла.

-- Рад видеть тебя в здравии, Луиза. Все еще скрипишь, старушенция? Брачный-то договор твой когда подписывать станем?! – мэтр мелко захихикал.

Засмущавшаяся от такого внимания горничная шутливо махнула на законника снятым с кувшина полотенцем и ответила:

-- Экий вы шебутной, мэтр Тельман! Никакого на вас угомона нет. Какое уж тут замуж! Дал бы Господь помереть достойно! А вот я вам грогу горячего принесла. Испейте-ка.

Невозможно передать, насколько неловко мы чувствовали себя при этой сцене. До прихода Луизы мы обе панически размышляли, как обращаться к законнику, не понимали, что нужно говорить и что нужно делать. Я чувствовала себя плохой актрисой, которая не выучила текст и вынуждена участвовать в какой-то странной пьесе абсурда.

Мэтр между тем, мелкими глотками прихлебывая горячий грог, протянул нам с сестрой те самые рулончики плотной бумаги, приговаривая:

-- Ну-ка, ну-ка, баронетты, сейчас мы и узнаем, как вас там в монастыре монашки-то обучали. Тут, милые барышни, полное описание добра вашего. Давайте-ка, баронетта Ангела, читайте вслух. А мы с Луизой послушаем.

Анжелка трясущимися руками раскрутила рулон и по слогам, немного запинаясь, начала читать:

-- О-пе-сь и-муз-чевс-тва…

Запахло грандиозным провалом. По моему мнению, никак не могла образованная девушка читать с такой чудовищной натугой, складывая слова, как первоклашка. Слава Богу, в распахнутую дверь вновь с шумом ввалились Берг