описать.

– Вот так ощущаются мои эпизоды, – произнесла Шелби. –  Мир для меня намертво останавливается, но для остальных он продолжает идти. И меня как будто бросает в него, эмоциональный катаклизм, который я никак не могу контролировать.

Минуту они молчали, затем Шелби встала на колени. Подняв немного майку и опустив за пояс штаны, она обнажила свой правый бок. Там было девять практически параллельных шрамов, каждый около дюйма в длину. Самый верхний прямо под грудной клеткой и самый нижний на бедре. Вместе они были похожи на ступеньки лестницы.

– Я знаю, что ты уже их заметил, но хотела показать полностью.

Инстинктивно Энди потянулся и коснулся пальцами места со шрамами, как будто завороженный ими. Голос его старого учителя возник в голове: шрамы существуют, чтобы напоминать о том, что мы пережили. Похоже, Шелби пришлось пережить многое.

Когда он поднял глаза, она в шоке смотрела на него. И тут Энди понял, что он сделал, и отдернул руку.

– Черт. Прости меня, – проговорил он.

Она слегка напряженно села обратно на место.

– Не беспокойся.

Но дальше никак не продолжила свои слова.

– Ты… говорила о том, что мир останавливается?

– О… Да.

Ему показалось, что она рывком вернула себя к реальности.

– Все мои шрамы появились, потому что я не могла контролировать свои чувства.

– Понял, – ответил Энди. Он все еще был в легком шоке. Но не близко к тому состоянию шока – или паники? – в каком он думал, что должен находиться. Конечно, он слышал о «самоповреждении», но Шелби была первым его знакомым, которому пришлось с этим столкнуться.

– Я избавлю тебя от перечисления деталей, – продолжила она. – Но давай скажем так: у тебя бывает приподнятое и подавленное настроение, так?

Энди кивнул.

– Конечно.

– Правильно. Потому что это бывает у каждого. Но в моем случае все усугубляется. Мое веселое состояние не такое радостное, как показывают в плохих ТВ-шоу и фильмах, но когда мне плохо, то все становится таким очень быстро и бьет по мне тоже больнее. Мой первый эпизод случился три года назад. Мне было тринадцать, и у меня была тетя, с которой я был близка. Тетя Шеннон. У нее не было официального диагноза – моя бабушка, мама моей мамы, одна из тех женщин, которые клянутся, что психические расстройства случаются только с белыми людьми и излечить их можно только молитвой…

– Звучит знакомо, – сказал Энди, вспоминая лицо «Матери года» Крис Криддл.

– Прости, что перебил.

– Все в порядке. Я знала, что ты поймешь. В любом случае моя бабушка никогда не выпускала мою тетю Шеннон на встречи с кем-либо, когда у нее должны были быть «причуды», как она их называла. К слову, никогда не называй их так.

– Учту должным образом.

– Спасибо тебе. Короче говоря, тетя Шеннон лишила себя жизни в год, когда я пошла в колледж. И меня это ввергло в такую депрессию, равных которой до этого не случалось.

– Это звучит ужасно.

Шелби кивнула в ответ.

– Все было настолько плохо, что я оказалась в больнице. Врачи прописали мне лечение, но именно этот случай ранил меня слишком глубоко. В тот момент и случилась вся штука с вождением без прав и пьяной, – сказала она.

– Хорошо…

– Мои родители догадались, что дело не только в.… алкоголе в моей крови, так что отвезли меня в больницу снова. Потребовалось полтора месяца, чтобы мне наконец подобрали правильное медикаментозное лечение. Я меняла школы, переехала, и дальше все стало полегче на целый год.

– Это же хорошо, да?

– Да, но потом все поменялось и у меня случился первый смешанный эпизод.

– Смешанный?

– Ты можешь прочитать про это в брошюре. Не хочу вдаваться в это сейчас, – сказала она. – В какой-то момент кое-кто, кого я могла называть другом, поступил очень не по-дружески.

– Кхм, – Энди сжал кулаки. –  Я еще не знаю, что именно случилось, но я готов набить морду тому человеку.

Шелби засмеялась. По-настоящему громко. Если и было какое-то напряжение между ними, то оно разлетелось по воздуху, подобно конфетти из хлопушки.

– С другой стороны, из-за всего случившегося я оказалась здесь. Я была на домашнем обучении некоторое время, потом моя мама – которая, к счастью, не была похожей на свою мать, – нашла дуэт терапевта и психиатра, которые известны своей командной работой с подростками. И так как у меня уже была родня в Атланте, то решение было очевидным.

– И у тебя не было эпизодов уже шестнадцать месяцев, как ты сказала?

– Правильно, – сказала Шелби. – А ты внимательный слушатель, мистер Криддл.

– Мистером Криддлом можно назвать только моего дедушку, спасибо, мне не надо.

Они вместе рассмеялись (миссия выполнена).

На некоторое время стало тихо, но это была комфортная тишина. Шелби казалась… повеселевшей.

Легкий ветерок взъерошил им волосы, и Энди наконец переложил услышанное на картину действительности.

– Так… ты все еще хочешь быть друзьями? – сказала она, нарушая тишину.

– Конечно, – ответил Энди. – Кто вообще такое спрашивает, Шелби?

– Я шучу. В основном.

Они встретились взглядами. Шестой пункт в договоре снова маячил в мыслях Энди, но сейчас он отмахнулся от него.

– У тебя есть ручка? Знаешь, я как-то не подумал взять с собой ручку в поход в горы.

– Вообще-то есть. – Она достала ручку из рюкзака и передала ему. Она надеялась, что сможет разобрать его почерк.

– Что ты делаешь? – спросила она.

– Вношу поправку.

Он протянул ей лист бумаги.

– Что?

Пункт № 7: Шелби всегда должна оставаться собой. Никаких запретов.

– Согласна? – спросил он.

Она взяла у него ручку и поставила подпись в нужной графе.

– Согласна.

– Отлично.

Энди подмигнул и поставил свою подпись.

Шелс?

Ты спишь?

Уже нет .

Доброе утро.

Ох, прости.

Доброе утро.

Ты… хорошо спал?

Думаю, да.

Уолтер?

Что?

Сейчас 6:43 утра.

И сейчас лето.

Ты права.

Так что случилось?

Что?

Как я уже говорила: ямочки на щеках не = родилась вчера.

Я здесь явно вижу сигнал SOS.

Ммм… Вероятно?

Одевайся. Тренировочный костюм.

Я буду снаружи через 14 минут.

Пилога

Шелби теперь знала, что