Последние его слова заставили собраться и отнестись серьезно к происходящему. Он не просто так привез меня сюда.

Мы поднялись до ближайшей цепи зданий и свернули направо. Теперь нам предстояло пройти по узкому зеленому живому коридору. Мне вдруг стало любопытно, чьи руки создали его. Были ли это руки слуги, раба или здешнего хозяина? Хозяева занимаются подобной работой?

Я сосредоточилась на правильном образе рабыни. Засеменила, руки сцепила перед собой, голову чуть наклонила вниз. Еще нужно было идти позади. Задача оказалась сложнее, чем я думала. Вангьял рассмеялся.

– Что? – прошипела я, сердито на него покосившись.

– Ничего. – Он постарался выглядеть серьезным, но вновь сорвался на тихий смех. – У тебя замечательно получается.

Потом после паузы добавил:

– Дома такой будешь?

Я не ответила, сверкнула только на него глазами еще раз. Снова мальчишка развлекается.

Миновав зеленый коридор, мы вошли в первое здание на этом ярусе. Влажную жару сменил влажный холод, запахло сыростью и плесенью. Не самое лучшее место для работы. Беленые стены, украшенные рисунками с растительным мотивом. Застекленные деревянные окна и гобелены прямо над головой по спирали рядами с потолка свисают. Буйство зеленого и красного слегка разбавляло уныние каменного холодного помещения и добавляло нелепой ненужной помпезности.

Мы пересекли «парадную» и вошли в следующую, почти такую же. Затем свернули налево, и, наконец, я увидела первых людей, для которых и нацелилась так старательно изображать покорность.

– Приветствую. – Молодой мужчина со светло-карими глазами, пухлыми щеками и приземистой тучной фигурой склонился в почтительном поклоне перед Вангьялом и бросил на меня короткий любопытный взгляд. Глаза я вовремя спрятала. Просили не попадаться, не буду попадаться.

– Решил меня встретить лично?

Я чуть сместилась за спину Вангьяла. Из такого положения наблюдать незаметно было удобнее. Щекастый изобразил вежливую улыбку. Вполне правдоподобно изобразил.

– Отец просил.

Вангьял молча кивнул. Щекастый отступил в сторону и снова склонился, приглашая желанного гостя войти в распахнутые тяжелые двустворчатые деревянные двери. На меня внимания больше не обращал.

Новое увиденное мной помещение напоминало комнату для приема гостей в правом крыле дома Вангьяла, только размером комната была значительно больше и мебели минимум. Тут на диванах и подушках могло свободно расположиться человек тридцать. Вместе со мной и Вангьялом было семнадцать.

Все, как один, поднялись в уважительном приветствии. На меня внимание тоже обратили, причем все, один даже возмутился:

– Посланник, не желаете оставить рабыню у храма?

Мужчина выглядел старше остальных. Холодный, неприятный, расчетливый, изворотливый, жестокий. Не жесткий, именно жестокий. Это первое, что читалось по его внешности, движениям и мимике.

– Не желаю, – равнодушно ответил Вангьял. – Приступим?

– Приступим, – произнесли присутствующие нестройным хором и принялись рассаживаться. Я поспешно дернула «хозяина» за рукав. Оно ж мне не сообщило, стоять мне или садиться, когда оно садится. К счастью, меня поняли без слов, ухватили за кончики пальцев и потянули вниз. Его привычка держать руки скрещенными за спиной помогла проделать это незаметно.

Для чего же меня привели в этот элитный мужской клуб?

Для начала чтобы помолиться. Знаю как минимум двоих молодых ученых, которые были бы просто в восторге от развернувшегося действа. Мужики около часа распевали песни, жгли благовония, кланялись четырем сторонам света, касаясь лбами пола. Я в восторге не была, но честно и молча все повторяла. Вангьял то и дело украдкой с любопытством поглядывал на меня. Встречая мой ответный хмурый взгляд, с задорной улыбкой продолжал молебен, не подозревая, сколько рассказывал о себе такими простыми эмоциями. Точнее, сколько всего о себе подтверждал.

Его разуму, его личности давно тесно в рамках существующего социума. Догмы родного религиозного учения не занимали этот удивительный разум. Он не пытался вписать меня в эти догмы или навязать их мне, как поступили бы все присутствующие в этой зале. Его разум обладал уникальной даже для землян способностью – чистым взглядом на окружающую реальность. Осознавать себя неправым – тяжелое испытание для человека. Осознавать себя глупым – непосильное испытание для человека. Редко кто способен самостоятельно, без чужой помощи, заподозрить, что мир шире, чем тот, что попадает в поле зрения. И еще реже находится тот, кто не пугается своих подозрений, а идет к ним навстречу.

Закончив с ритуалами религиозными, господа перешли к ритуалам светским. Горячие травяные напитки и сушеные фрукты. Само собой, как созданию с подножия социальной лестницы, мне ни кусочка из трапезы не полагалось. Вангьял эту несправедливость решил просто – отдал мне всю свою порцию. Я попыталась отказаться, чем спровоцировала повышенное внимание к себе со стороны присутствующих. Я одарила окончательно развеселившегося Вангьяла свирепым взглядом и с неуклюжей претензией на почтительность забрала угощение.

Покончив с выяснением состояния здоровья правящей семьи, друг друга, здоровья домочадцев всех присутствующих, предпочтений в еде, господа перешли к обсуждению снов. На сны и их значения времени ушло больше, чем на молитвы. К концу представления у меня были готовы черновые портреты всех участников фарса – это раз. Я устала – это два. Меня так и подмывало спросить у Вангьяла, как они до технического прогресса доехали при таких административных ресурсах, – это три.

И вот когда я утратила надежду услышать хоть что-то осмысленное, они перешли к настоящему делу. Итак, главным поводом для чаепития оказалось желание некоего молодого господина по имени Сламет продать, по его словам, бесценное лекарство, изобретенное еще его предком. Многие произносимые парнем слова мне были незнакомы, но суть я понимала. Рецепт смеси был утерян и восстановлению не подлежал. Сламет мог бы продать его частным лицам, но решил предложить сначала государственной казне, в заботливые руки ученых мужей. Не безвозмездно, естественно.

Гордыня так и лезла из прыткого создания. Он был обворожителен, хитер, услужлив. Его лоснящаяся красивая шкурка сочилась сладким ядом. Утомленная нудными ритуалами, я не сумела сдержать эмоции и позволила себе маленькую слабость – в своих оценках использовать воображение. Хорек. Быстрый, очаровательный, хищный, шкодливый. Его комплименты сражали наповал старцев своей напористой неуклюжей детской наглостью. Молодых заставляли насмешливо улыбаться. Первые считали его ребенком, вторые – глупцом. Но Сламет не был ни тем ни другим. Я взглянула на лицо Вангьяла. Он не сводил с докладчика холодного внимательного взгляда. Что ж… Не одна я видела хорька.

После долгих, проникновенных и отвратительно сладких речей Сламет перешел к демонстрации чуда семейной медицины. Наверное, мне нужно было вздрогнуть, вскрикнуть или, на худой конец, замереть, когда молодой болван вынул из красивой резной шкатулки ветпаек и запихнул в восторженного и слегка напуганного дедулю-добровольца полдозы. Такие наборы входят в обязательную комплектацию спасательных шлюпок на судах. Я устало протяжно вздохнула и прикрыла глаза ладонью.