мой взгляд, ее тело — само совершенство. Более того, я решил придать это огласке, как и наши с вами отношения.

— Все, кто приглашен сегодня вечером, прекрасно осведомлены о моих отношениях с Крессидой Сент-Джордж. Это мой ближний круг.

— Не сомневаюсь, отец. Но одно дело — твои приятели, и совсем другое — общественность, — парировал Винченцо. — Я уже пообщался с прессой. Конечно. Все они помнят тот невинный грешок, на котором тебя поймали. Но ты разрушил репутацию Элоизы. Изобразил все так, будто ты — единственная жертва. У меня есть свидетельства обратного, и я сделаю все, чтобы мир об этом узнал. Не только о твоих сексуальных утехах, но и обо всех деньгах, которые ты украл у собственной страны. Ты мошенник, обобравший государство и народ. А я позабочусь о том, чтобы мир об этом узнал. И чтобы ты за все ответил.

Король побагровел от злости, но в этот момент в банкетный зал начали прибывать другие высокопоставленные лица и дипломаты.

Элоиза чувствовала себя подавленной. Винченцо немедленно вступил в разговоры с мужчинами за столом, поднимая неудобные вопросы об экономике страны. Он чувствовал, как она съежилась подле него. И вновь у него появилось желание защитить ее. Объяснить его Винченцо не мог. Миссия его была проста. Помочь своей стране и отомстить. Вместо этого он ощущал себя поглощенным ею. А это в планы не входило.

Винченцо решил, что сегодня больше не станет говорить с отцом. Сегодня его задача — общение с остальными. Он встал и вышел из-за стола вместе со всеми, хотя отец и пытался его остановить.

— Мы с Элоизой поедем ко мне домой, — сказал Винченцо. — Хочу побыть с ней наедине. Надеюсь, вы меня понимаете.

— Ты же вместе с ней вырос! — возмутился король.

— А ты воспользовался ею, — возразил Винченцо. — Чего я делать не стану. Но для тебя ведь это обычное дело, не так ли?

— Ты не сделаешь это достоянием гласности, — проговорил король.

— Уже сделал.

Его отец схватил Элоизу за руку:

— Если желаешь изображать шлюху…

— Никогда не желала, — ответила Элоиза. — И вы это знаете. Сами же раздули эту историю, чтобы отвлечь прессу от реальности. Теперь я это понимаю. Мое лицо, мое тело… Все это вы скормили прессе, изображая жертву. Видимо, кто-то знал, что у вас есть любовница, но они не знали наверняка, кто именно. Вот вы и придумали сказку обо мне, чтобы скандал не затронул мою мать.

Винченцо замер, как статуя. Случаи в его жизни, когда он чего-то не понимал, можно было сосчитать по пальцам. Одним случаем был тот раз, когда Элоиза поцеловала его, а он прогнал ее, вместо того чтобы поддаться желанию и овладеть ею. И вот теперь это. Он не знал. Он не мог поверить. Просто не мог.

— Я сама не знала, почему решила вернуться, — продолжала она. Ее голос звучал отстраненно. — Но теперь поняла. Чтобы сидеть в первом ряду, когда вы потеряете все. Вы уничтожили меня на глазах всего мира, но это не станет последним словом. Последнее слово будет за мной. Вы не могли заставить меня стать своей любовницей. Не могли напугать позором, чтобы я исчезла навсегда. И теперь не заставите молчать. Вы мерзкий старый извращенец. Может, вы и сделали мою мать своей марионеткой, но меня сделали отнюдь не вы. И не ты, мама, — сказала она, повернувшись лицом к матери. — Все, чем я стала, — плод моих трудов.

Она повернулась и вышла из зала. Секунду Винченцо не двигался, затем вспомнил, что его место рядом с ней. Ведь именно он привез ее сюда. И разве ее страдания и боль не его вина? Столько лет он верил в ложь. Он был пешкой в играх своего отца ничуть не меньше, чем все остальные. Чувство бешенства переполняло его не меньше, чем чувство вины.

— Элоиза! — крикнул он, догоняя ее. — Расскажи мне все.

— Теперь тебе вдруг стало интересно? Ты сразу должен был понять, Винченцо. Уж кто, как не ты?

— Но как? — спросил он. Чувство вины рвалось из груди, как зверь, запертый в клетке.

— Ты знал меня.

— Думал, что знал. Но потом ты поцеловала меня.

— И ты решил, что я шлюха?

— Нет. Ты говорила, что любишь меня. Я думал… Каждый, кто любит меня… Я не верил в это. Мне проще было поверить, что ты все это время пользовалась мной. — В его словах прозвучала печаль, в которой сам он не признавался себе прежде ни разу.

— Я никогда не использовала тебя, — ответила Элоиза с дрожью в голосе.

— Элоиза…

— После всего, что произошло, я просто хотела начать жизнь заново. Я никогда не собиралась возвращаться сюда. Ничего этого не хотела. Просто… Просто надеялась, что смогу оставить все позади.

— Но ты вернулась вместе со мной. Когда я попросил, ты вернулась.

Ее глаза блестели от слез.

— Да, это так. Думала, что справлюсь. Думала, психолог мне помог. Но знаешь… я в ярости. В ярости. Моя мать заставила меня ненавидеть собственное тело. А из-за твоего отца я боялась того, как выгляжу.

Впервые Винченцо ощущал настоящую жалость. Не просто жалость к ней. Возможно, раньше он не испытывал этого чувства вовсе. А с ним пришла и ослепляющая черная ярость и ненависть к отцу. Несравнимая с той, что он носил в себе все эти годы.

Они вернулись в его пентхаус, и, когда вошли, Винченцо замер, глядя на ее силуэт на фоне городских огней.

— И ты готова продолжать? — спросил он.

— Я же всегда знала, что твой отец оболгал меня. Это ты был не в курсе.

— Он ни разу с тобой не…

— Нет. Но, боюсь, попытался бы.

— Ты очень смелая, Элоиза, — сказал Винченцо. Такого он прежде не говорил.

С улыбкой она оглянулась. Ее волосы золотистыми волнами спадали с плеч, и