Прилагая немало усилий к тому, чтобы этот противный, неведомо откуда взявшийся страх не перерос в настоящий ужас, Тая, наверное, впервые за много лет, закрыла ставни на окнах, а потом, не довольствуясь тем, что заперла изнутри дверь на замок, еще и придвинула к входной двери старый тяжелый сундук. Дубовый, окованный железом, в котором они с Элькой когда-то хранили свои игрушки. И только после этого стала готовиться ко сну.

Ночью Тае то ли приснилось, то ли почудилось, что кто-то все же пытается к ней войти. Какая-то зловещая черная тень, которая старалась сдвинуть с места старый сундук отворяемой дверью. Таино сердце билось молотом о грудь, и вся она была во власти холодного, липкого ужаса. А тень все ходила под дверью и тихо в нее скреблась. Как будто даже ключом. Да, ключом, который Тая забыла снаружи, так как изнутри замок запирался и без него! Тяжело преодолевая оковы ночного кошмара, Тая все-таки нашла в себе силы открыть глаза. С третьего раза — оба предыдущих ей только приснилось, что она это делает. Чувствуя, как все еще бешено колотится сердце, Тая села в постели, настороженно ловя каждый звук. Но, похоже, тот шорох, который ее напугал, был всего лишь шумом ветра. В ветках, в крыше, в вещах, оставленных на крыльце. И даже в закрытых ставнях.

Приходя в себя, Тая снова легла, поплотнее закуталась в уютное и теплое одеяло, хотя от натопленной печи в комнате стояла жара. И, уже засыпая, подумала, что ключ все-таки оставила снаружи. Но идти сейчас за ним было выше Таиных сил — и страшно, и не хотелось лишний раз двигать тяжелый сундук. А так, если что, он-то ее и спасет…

Утром все ночные страхи показались Тае смешными. Она храбро распахнула ставни, открывая беспрепятственный доступ запахам и шорохам сада. Потом сдвинула и сундук. Прогнала нескольких куриц, упорно навещающих свой прежний дом, потом проверила, на месте ли ключ. Да, ключ по-прежнему висел в тайничке на крыльце, только вот брал его кто или нет — угадать было невозможно. Тая на всякий случай решила, что больше не будет его здесь оставлять — тайничком неизменно пользовались много лет, так что теоретически знать о нем мог уже весь поселок. Но тут же, следуя многолетней привычке, чуть сама не повесила снятый ключ обратно. Размышляя о том, что вот так же и Элька, наверное, заперла дверь в свой последний уход из дома — не думая, машинально, — Тая поменяла брелок на ключе. С прежнего, маленького, на большой, который уже не пролезет в узенькую щелочку тайника, а значит, больше не позволит по привычке пристроить ключ на прежнее место.

Довольная результатом, Тая принялась за повседневные утренние дела. Делала все почти машинально, не переставая при этом думать. В основном, конечно, все ее мысли занимал Тереха. Трофим Михалыч не просто пытался ее вчера утешить — в его словах была львиная доля правды. О том, что Тереха подорвал здоровье пьянками так, что уже и трезвый не мог чувствовать себя хорошо и что его нередко шатало от начавшейся ангиопатии; о том, что бежал к дому с каждой добытой выпивкой, почти не разбирая дороги. Но Таю все равно очень угнетало то, что упал он именно с ее бутылкой. Ну почему, почему так все вышло? Одно утешало: перед его смертью она все-таки успела с ним поговорить, сказать ему хоть несколько добрых слов. Ему, который, наверное, давно уже этих слов не слышал. И пусть теперь это ничего уже не меняет, все равно от этой мысли становилось теплее на душе. Ведь хоть что-то, но было вчера сделано для человека, для которого сегодня ничего уже сделать нельзя. Разве что достойно похоронить, но этим вопросом озадачился уже весь поселок «из коренных», Тае оставалось только поучаствовать.

После завтрака она как раз хотела сходить к тете Рите, чтобы обсудить этот вопрос. Но застыла над столом, отрешенно глядя в пустую чашку из-под кофе и снова задумавшись. Что-то все-таки не давало ей покоя! Та ли череда бед, что на нее свалилась? Или все же нечто иное, так и непонятое? В итоге Тая решила отложить визит к тете Рите — пара часов все равно уже ничего не изменит, — а вместо этого прогуляться к озеру. К озеру, которое так любила сестра, с которого еще позавчера возвращался Тереха. Может, и ей, Тае, оно сумеет что-то дать? Вселить уверенность, внести ясность в мысли? Заодно не мешало бы взглянуть на то место, под кустом можжевельника сразу с тремя макушками, возле которого Тереха нашел Элин телефон.

Этот куст Тая нашла без особого труда, и нашла бы еще быстрее, если бы с самого начала точно знала, с какой стороны тропинки смотреть. Он сразу бросался в глаза, этот можжевельник, не такой раскидистый, как другие растущие перед ним кусты, но зато гораздо более высокий. Тая сошла с тропинки, протиснулась между ветками молодой лиственной поросли, что отделяла ее от нужного места. И остановилась, удивленно разглядывая землю под можжевельником. Здесь, в его корнях, было небольшое углубление — самое удачное место для того, чтобы сделать тайничок. Но сейчас земля здесь была взрыхлена так, как будто ее в поисках чего-то торопливо перекопали. Чего? И зачем? Насколько помнила Тая, Тереха ни словом не обмолвился про раскопки. И на телефоне не было ни крошки земли. Может, Тереха так тщательно его отряхнул? Но стала бы сама сестра его закапывать?

Тая присела перед кустом, прижавшись спиной к стволу уже набравшей силу молодой березы. Задумалась, глядя на этот недавно перекопанный перегной. А может, это рыбаки здесь искали червей? По самому простому совпадению, уже после сделанной находки? С кем бы об этом поговорить, чтобы это выяснить? Но только не с Трофим Михалычем — у него на Таю и так уже неадекватная реакция начинает вырабатываться, а закончиться может тем, что он в конце концов не выдержит и просто ее пошлет, если она так и будет теребить его по каждому пустяку. И Тая, конечно, отчасти сама в этом виновата: участковый вряд ли так быстро забыл, сколько стыда натерпелся с ней в прокуратуре перед коллегами, когда она закатила там свою истерику. Вроде он-то был в этом не виноват, но ведь сам ее привез, да и считал не чужой. И хотя он ни разу не припомнил Тае, что она ему тогда устроила, но она видела: осерчал. И как будто еще не остыл до конца, несмотря на то, что продолжает к ней тепло относиться. Вон как вчера, например, утешал, когда она сама себя казнила из-за Терехи!

Тут Тая снова задумалась: единственное, что хотел участковый у нее уточнить, — это когда Тереха покинул ее дом, а она так и не смогла ответить на этот простой вопрос. Хотя бы приблизительно. Во сколько она проснулась, сколько просидела за столом, вначале одна, а затем с Терехой? Да кто его знает?! Ей даже в голову не пришло взглянуть на часы! А теперь жалела об этом. Не потому, что не смогла помочь участковому, которому эта информация понадобилась всего лишь для протокола, но потому, что у самой на душе было как-то неспокойно. По состоянию Терехиного тела при осмотре был сделан вывод, что парень погиб не так уж давно, ранним утром, между четырьмя и пятью. Тае же казалось, что, когда он уходил от нее, была еще ночь. Вот и терзалась теперь: то ли она время суток неправильно оценила, то ли Тереха еще где-то бродил после того, как ушел от нее с бутылкой. Но тогда где именно? И с какой стати он вдруг изменил свое решение как можно скорее прикончить бутылку? Тая ведь помнила, как он торопливо ее покидал именно с этим намерением. И понимала: для того чтобы отложить вожделенную выпивку, у Терехи должна была появиться веская — очень веская! — причина. Но какая вдруг? И была ли она? Или Тая опять сейчас себе все надумывает?