– Приятно знать, что ты так рад меня видеть, – говорю я и чешу ему пузо кончиком туфли.

– Ты заставила его ждать, – подает голос Каллиас, что поднялся с места при моем появлении. – Теперь плати за опоздание.

– Прости, Демодок, – извиняюсь я и усерднее глажу ногой живот пса. Демодок от удовольствия аж глаза закатывает. – Я кое над чем работала и не хотела бросать дела. Мы квиты?

Убираю ногу, пес переворачивается, бежит к Каллиасу и плюхается уже перед ним с шумным сопением.

Король дожидается меня, прежде чем взяться за столовое серебро.

Наш ужин уже подан. Сегодня вечером это куриные ножки в коричневом соусе, очищенные овощи, посыпанные солью, хлебные палочки, сбрызнутые маслом и медом, и шоколадные эклеры на десерт, если я не ошибаюсь.

– Я позволил себе вольность организовать первую перемену блюд, – говорит Каллиас, указывая на эклер. – Тем не менее предлагаю поторопиться, чтобы остальная еда не остыла.

Если его и раздражает мое опоздание, он не показывает виду. Возможно, это игра воображения, но мне кажется, будто тени движутся вокруг него быстрее.

Я обмакиваю палец во взбитые сливки на эклере и подношу к губам. Отказавшись от вилки, хватаю лакомство и кусаю его. Шоколад наполняет мой рот. Хочу сделать комплимент Каллиасу по поводу его шеф-повара, но меня обескураживает выражение лица короля.

– Что-то не так? – спрашиваю я, прекрасно зная, как на него подействовало двусмысленное зрелище.

Он прочищает горло и игнорирует вопрос.

– Над чем ты работала?

– Над первой частью нового наряда, – говорю я, вспоминая вчерашнее шитье. – Пытаюсь создать новый стиль.

– Надеюсь, опять нечто скандальное?

Я улыбаюсь.

– Не представляю, как мою одежду можно назвать скандальной. Вся кожа прикрыта. – Более-менее. – Ни лодыжки, ни запястья.

Юноша медленно жует курицу, затем смотрит на мою руку.

– Я заметил. Это ради меня? Или ты сама предпочитаешь носить перчатки?

Гляжу на свои закрытые кисти.

– Я определенно не против перчаток. Отличный аксессуар для любого наряда. Но раз уж закон запрещает нам касаться друг друга, я решила, что с моей стороны будет разумно их носить, ведь мы много времени проводим вместе.

– Как предусмотрительно с твоей стороны.

Выражение его лица невозможно истолковать. Не могу понять, играет он со мной или нет. Из чистого любопытства спрашиваю:

– Ты бы меня убил? Если б я посмела тебя коснуться?

Не сводя с меня глаз, он отпивает из бокала:

– А зачем тебе вообще ко мне прикасаться?

– Друзья часто взаимодействуют подобным образом. Пожимают руки. Обнимаются. Толкают друг друга, если один попытался поддеть другого. У тебя же раньше были друзья? Леандр сказал, вы были близки.

Каллиас не отвечает и переводит взгляд на еду. Но от меня так легко не отделаться.

– Вряд ли так необходимо отталкивать друзей, если становишься королем. Не думаешь же ты, будто они могли убить твоих родителей?

– До окончания расследования я никому не верю.

– Но чего бы они добились столь ужасным поступком?

– Возможно, думали, что помогают мне взойти на трон, – пожимает плечами он.

– Настоящие друзья знали бы, что ты не пожелал бы вреда своим родителям.

Каллиас проглатывает еду и замирает, словно прикидывает, сказать мне что-то или нет.

– Подозрения – не единственная причина, почему я держу их на расстоянии.

– О чем ты?

Юноша смотрит мне в глаза.

– Одно дело искать убийцу покойных короля и королевы. Другое – когда во время расследования меня самого пытаются убить.

– Кто-то охотится за тобой? – удивляюсь я. – Откуда ты знаешь?

Каллиас расправляется с курицей и переходит к соленому огурцу.

– Однажды они уже оступились. В прошлом месяце мои перчатки пропитали особым ядом. Когда я их надел, руки словно огнем обожгло. Как мне сказали, отрава за минуту достигла бы сердца.

Смотрю на его закрытые руки.

– Но ты в порядке? Как ты выжил?

– Я не настолько легкая мишень. Меня спасли мои тени.

Гадаю, не носит ли он перчатки еще и затем, чтобы скрыть ожоги. Чем бы его ни отравили, звучит ужасно.

– Думаешь, твои друзья имеют к этому отношение? – спрашиваю я.

– Друзья. Совет. Любой из дворян. Слуга. Кто угодно. Я не могу рисковать.

Я думаю о Леандре, Петросе и Рубене. Искренне сомневаюсь, что кто-либо из них способен на убийство, особенно учитывая, как они смотрят на своего бывшего друга каждый раз, когда Каллиас входит в комнату. Парни скучают по нему. Да и чего бы они добились? Допустим, дядя Леандра в совете. Если короля не станет, Икар Васко надолго останется у власти. Но это ничего не дает самому Леандру. Корона ему не светит. На трон первым сядет какой-нибудь дальний родственник короля.

И Петрос не производит впечатление властолюбивого человека. Я мало знаю о его семье, но он не может претендовать на трон. Насколько я могу судить, Рубен мечтает освободиться лишь от навязанного обручения.

Однако я не озвучиваю свои мысли. Если король уже решил никому не доверять, я вряд ли могу убедить его в обратном. А упорство только поставит меня под подозрение.

– У тебя есть какие-либо догадки, кто виноват? Конкретнее факта, что убийца во дворце?

Каллиас с подозрением смотрит на меня поверх кубка.

– Ты – мой шанс получить признание, помнишь? – говорю я. – Без тебя у меня ничего нет. Ни вечеринок, ни уважения. – Разумеется, пока я не завоюю последнее самостоятельно. – Никому не позволю тебя убить. Я хочу помочь.

Он кивает, как будто доволен моим ответом.

– Я думаю, что причастен кто-то из совета. Если меня не станет, прямая линия наследования прервется. Совет будет управлять империей бесконечно, пока не появится новый суверен. У меня много троюродных братьев. Им придется сражаться за власть. И еще наверняка был какой-то дворянин или член охраны.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что в ночь смерти покойных короля и королевы дворец был заперт. Внутрь проникла группа крестьян-бунтовщиков, и разразился хаос. Никого, кроме знати, не пускали в убежище, где спрятались мои родители. Когда комнату открыли, нашли их тела.

– А где был ты? – спрашиваю я.

– В другом крыле дворца. Играл с сыновьями аристократов. Когда явились стрелки, нас доставили в другую безопасную комнату.

– Но не стрелки добрались до короля и королевы?

– Нет. Бунтовщиков переловили до того, как они достигли покоев. То была уловка, чтобы отвлечь внимание. Кто-то впустил их, а сам убил моих родителей.