* * *

Персонаж пятый. Рогнеда

Родители Рогнеды умерли рано, когда ей было всего несколько лет. У нее было четыре родных брата и ощущение крепкого единства – что все они связаны друг с другом несчастьем, и что каждый из них за другого, родного теперь до конца, что бы ни случилось. Братья закрывали собою свою крошку-сестру, самый старший оберегал ее от мира, в котором таились опасности, чужие взрослые мужчины, глядевшие на нее так, как ей не нравилось. Рогнеда была красивой, видной девушкой – уже в одиннадцать лет на нее смотрели, как на женщину. Тонкая, взгляд холодный, твердый, немного таинственный, пухлые обветренные губы, черные, как тьма и смола, глаза, маленький носик. Она носила красоту, понятную большинству людей, и насколько она ею наслаждалась, настолько же от нее и страдала.

Самый старший брат был совершеннолетним и взял опеку над всеми, чтобы они не попали в детский дом.

Помимо единства, красоты и раны внутри, Рогнеда с ранних лет ходила по миру с верой в то, что Бога нет. Сначала эта была обида за то, что если бы он был, то не отнял бы родителей у нее и у братьев. Она была зла на Бога, о котором все говорят, которому молятся, у которого просят что-то, и эта злость, обида означали, что больше она не верит в него. Но на всякий случай в самых трудных ситуациях, когда ей угрожала опасность или она сильно переживала по какому-то поводу, Рогнеда вспоминала о нем и говорила про себя: «Если ты и вправду есть, помоги». Она была из тех, кто не перекрестится, пока не грянет гром.

Немного повзрослев, девушка поняла, что без Бога жить легче. Если нет Бога, значит, нет и дьявола, значит, нет и котла, в котором все якобы будут гореть после смерти за свои грехи. А если нет котла и вечных мучений в геенне огненной, значит, нет и грехов, это просто условность. Есть действие и последствие действия, есть выбор и путь, который появляется вслед за выбором. Без Бога жить проще. Существует человек – хозяин своей судьбы, капитан своей души. И человек, который уверовал в самого себя, берет ответственность за свою жизнь и свои поступки, не перекладывая на других людей. Человек, создающий самого себя, ищет ответ на вопрос, что же такое Вселенная. Что же это за устройство такое, состоящее из нитей паутины, через которые проходят наши мысли, желания, запросы? Что это за путь, которым мы идем к осуществлению желаний. Что же это за паутина такая, в которой все мы – пауки, плетущие собственные нити, что же это за исполнитель желаний, дающий нам все, чего мы хотим, только протяни руки, подойди и возьми, если хватит смелости, упорства, честности перед самим собой?

Рогнеда изучала Вселенную со всех сторон.

* * *

– Ты не выбирала смерть родителей, Рогнеда. Не ты решила их судьбу, – произнес Вакула.

Старик задумался, он не сразу понял, к чему это было сказано.

– Заткни свой рот, жалкое ничтожество. Слабак, бьющий свою жену. А мое святое не тронь. Я не боюсь тебя и могу подойти и эту твою морду расцарапать.

Все присутствовавшие в комнате были поражены, что Рогнеда, достойная, спокойная женщина, все время державшая себя в руках, вдруг неожиданно переменилась в лице. Гримаса презрения была адресована ее собеседнику.

Вакула тряхнул головой:

– Ты все свое святое сама бросила на всеобщее съедение, рассказав об этом лучшей подруге. Ты думала, что только вы обо мне знаете некоторые тайны. Так случилось, что и я знаю ваши маленькие темненькие и светленькие тайны. Поверь мне на слово, я и без Доры понимал, что ты, вся такая достойная дама, скромница с высоко поднятой головой, не срешь маргаритками, и бегониями тоже не срешь. «Слабак…» Сколько раз я это слышал от Доры, от тебя за моей спиной, от других ее знакомых. Как удивительно, что ни один мужчина меня так не называл в сознательном возрасте, разве что в детстве. Что такое сила, Рогнеда?

Старик смотрел, анализировал услышанное и смаковал занимательное зрелище под названием «Как прорвало однажды тихоню Вакулу».

– Взять хотя бы этого большого парня, Рувима, любовника моей жены, о котором ты прекрасно знала, и, судя по тому, что ты села поближе к нему, мои предположения по поводу грязи, притягивающей подобную грязь, верны. И да, справедливости ради, Старик… – Вакула повернулся к пожилому мужчине, собравшему всех в этом зале. – Какая грязь нас с вами притянула, раз вы выбрали место поближе ко мне?.. А я скажу вам прямо, без скромности, загадочности и прочей херни: нравитесь вы мне, Старик, что-то в вас есть такое, что я нахожу приятным для себя. Хотя совсем не знаю вас.

«Наверное, схожая грязь, – подумал про себя Старик. – С таким энтузиазмом и решительностью ты и без моей помощи распутаешь этот узел. Распутай же его, Вакула».

Тот снова повернулся к Рогнеде, и хотя ему было неприятно смотреть на нее, но он сказал себе: «Так нужно, друг, потерпи. Надо все это закончить раз и навсегда».

– Взять Рувима… В его понимании сила – это сделать голос грубым, угрожающим, лицо – серьезным, устрашающим, каменным, расправить плечи. Идти по миру так, словно ты сильнее любого, повстречавшегося на пути. Но только не того, кто больше, смелее тебя, или меньше, но с пистолетом в руке или обладает другой силой, которой опасаешься ты и которая может быть расценена как угроза для жизни или психики. Таким человеком для Рувима стала Дора, так как она чувствовала себя гораздо «больше» в присутствии почти что двухметрового серьезного дядьки. Для него сила – это быть подобием медведя, а женщины любят медведей, потому что медведи большие, устрашающие и они могут защитить. Вот и Дора выбрала его по тому же принципу. Не важно, что она считала для себя силой, важно, что видит силой подавляющее большинство, – ибо подавляющее большинство окружало Дору изо дня в день. Обычный человек чувствует силу в кулаке, в побитом, поверженном визави (валяющемся у него под ногами с переломанным носом или ребрами), который оказался физически слабее, меньше, трусливее. В самом примитивном проявлении силы, на которое обращает внимание и, что самое паршивое, боится подавляющее большинство людей (тут медведюга не одинок), можно даже сказать – в физическом проявлении мощи.

В Доре всегда боролись двое: один кричал ей, что это все – мягкий песок,