сердце и мире. Любовь — это путь, который никогда не заканчивается.

Отвечаю, весело смеясь:

— А вот наша с тобой поливка грядок закончилось, правда, бабуль?

— Да, доченька. Всё полили и солнце почти зашло. Вот и нам с тобой пора собираться в дом, а то комары одолели.

Ставим лейки в сарай, возвращаемся на минуту в сад, где в яблочных деревьях спрятался соловей, но своим пением обозначает свое присутствие в саду. Впереди целая ночь, в которой будет звучать его песнь любви. От грядок пахнет свежестью и какой-то легкостью. Любовь и, правда, необыкновенное чудо, которое просится быть замеченным. Она везде, но проявляется лишь в тех сердцах, которые открыты для нее. Моё открыто. Я люблю.

Тишина — бесценное сокровище

Густо сомкнувшиеся кроны деревьев сегодня кажутся особенно жадными. Они забирают весь солнечный свет себе, оставляя меня и родителей в тени их стволов. Сегодня в лесу. Сестра предательски отказалась ехать в лес, сославшись на неважное самочувствие. Я же легко смогла проснуться ранним утром, когда за окном было еще темно, надела спортивный костюм и резиновые сапоги. С вечера в карманы припрятала несколько пакетиков ванилина. Комары боятся его сладкого запаха, облетают стороной. Бабушкин рецепт, проверенный ни один раз.

Я люблю лес и его тишину. Тишина в нем особенная, та, которую можно отыскать, уехав за много километров от живущего своей, другой жизнью города. В этой тишине слышно поскрипывание стволов, медленное и вечное. В этой тишине можно услышать не только взмахи крыльев бабочек, но и себя. Ту часть себя, к которой остаешься глухим в ускоряющем темп городе. Тишина леса для меня всегда была бесценным сокровищем. В нее проваливаешься вся без остатка, дышишь ею и наполняешься.

В этом году в лесу много малины. Сладкие крупные ягоды прячутся в колючих ветках кустарника. Без боли от нечаянных уколов не получить сладкие плоды. Замечаю рядом с собой большого шмеля, не пугаюсь, а замираю, рассматривая как он по-хозяйски перелетает с ягоды на ягоду, будто облетая свои владения. Где-то далеко слышится пение птицы, оно добавляет радостные нотки в тишину вокруг.

Недалеко от меня собирают сочную ягоду родители, у них это получается намного быстрее. Наверно, потому, что большинство ягод я кладу себе сразу в рот. Свежая ягода кажется мне намного вкуснее варенья. Рядом с папой и мамой стоят трехлитровые бидоны с ручками. Папин почти полный. У моего же едва закрыто ягодой дно.

— Слышите, как птица красиво поет? — Нарушаю наше молчание, пытаясь аккуратно дотянуться до красной большой ягоды.

Прежде чем ответить, между нами поселяется небольшая пауза.

— И правда поёт, — отвечает мама, — мы так заняты сбором малины, что не слышим ничего вокруг. — Улыбается.

— Детям дано то, о чем взрослые часто забывают. Они еще не теряют способности видеть и слышать красоту этого мира. Мы же взрослые, даже в лесу занятые своими насущными проблемами, забываем очнуться будто ото сна. Спасибо, Аленочка, что разбудила.

Папа говорит это, отходя от куста с малиной и садясь на небольшое бревно по соседству.

— Идемте ко мне, посидим, послушаем лес. — Зовет нас к себе папа.

Мама, поправляя платок на голове, садится рядом. Я подбегаю к ним, по дороге, не заметив и запутавшись в большой паутине.

— Иди сюда, будем снимать с тебя прелести леса. — Смеется мама.

Меня же интересует только одно, нет ли на мне паука. Я их сильно боюсь.

— Мамуль, а паук где? Посмотри скорее! — Чуть ли не плача, говорю я.

— Паук, сам тебя испугавшись, убежал быстрее, чем ты. — Смеется мама, аккуратно снимая остатки паутины с моей головы.

Мы сидит на старом бревне, окруженные стволами высоких деревьев, полностью окутанные тишиной. Никто не смеет нарушить возникшее между нами и особенно внутри молчание. Мы как завороженные наблюдаем за ним. Хочется напиться, напитаться этим вселенским беззвучием.

Внезапно папа прерывает наше безмолвие:

— Хотелось бы главного, чтобы такая тишина чаще приходила. С ней и жить становится легче. — Поправляет штаны, которые выправились из резиновых сапог. — Давайте домой собираться, за тишиной еще вернемся.

И боль может быть сладкой

Мы едем на папином мотоцикле, к нему пристегнута тележка, в которой я так уютно сегодня расположилась. Мама накрыла меня старым клетчатым пледом. В глаза светит яркое солнце, оно уже не такое ласковое и приветливое, как было утром. Прячусь от него под пледом и медленно проваливаюсь в сон.

Ее длинные русые волосы спадают с плеч, глаза красивые, но выдают бескрайнюю печаль. На ней толстовка оверсайз и широкие брюки. Она красива, но, кажется, сама никогда так не думала. Хочет спрятать всю себя в этой большой бесформенной одежде. На ногтях красивый маникюр, обручальное кольцо, которое она все время крутит на пальце.

Она не первый раз здесь и, наверно, не последний. В очередной раз не знает, как вернуть мужа, который опять нашел любовь на стороне. Она говорит, что не любит, и даже ненавидит его, но у них трое детей, а красивая картинка семьи не может быть разрушена. Мысль об этом для нее невыносима.

Я же думаю о том, почему она не видит на сколько разрушительна ее ненависть к мужу и его нелюбовь. За множеством оправданий стоит большой стыд. Стыд не перед собой, а перед своими знакомыми, друзьями и теми, кто ее знает. Ей стыдно и страшно разрушить ту нереальную, но такую притягательную картинку счастливой семьи, которую она рисует вот уже долгие годы. Но за то, что она позволила себя предавать тому, кто должен беречь и заботиться, ей не стыдно. Я смотрю на нее и думаю, что именно так выглядит нелюбовь. Страшная огромная дыра в сердце не заполнена главным — безусловной чистой любовью к себе. Она давно примерила на себе роль жертвы и, кажется, она пришлась ей по вкусу. Она спрашивает меня, где взять терпения и дальше жить со своим мужем. У меня нет ответа на этот вопрос. Наверно, когда мы просим не того, что действительно исцелило бы нас, нам не дадут ничего, кроме боли. Но если это все, что ты видел за свою жизнь, то и боль может быть сладкой.

Я не желаю